Митрополит Тульский и Ефремовский Алексий не относится к числу публичных людей, часто выступающих в средствах массовой информации. Он слишком занят духовной работой и церковной жизнью, которая редко освещается на страницах газет и экранах ТВ. Но эта настоящая, живая жизнь для нас не менее важна, чем злободневные вопросы экономики, политики или бизнеса. И все сложные проблемы лопаются как мыльный пузырь перед простым вопросом: для чего мы живём?
Путь домой
Олег Хафизов «АиФ в Туле»: Владыка, как произошло, что советский студент-химик ступил на путь служения Богу?
Митрополит Алексий: Я родился в обычной русской семье с многовековыми православными духовными корнями и традициями. Хотя, конечно, период советской власти не был в этом отношении весной или летом. Скорее, это была осень духовной жизни народа в целом. Но народная жизнь, тем не менее, не была лишена внутреннего смыслового содержания. Да, у нас дома не было ни утренних, ни вечерних молитв, но о Боге говорили с почтением, и все главные христианские праздники - такие как Пасха и Рождество - мы отмечали. Никого это не удивляло и не коробило. Конечно, носить вместо значка октябрёнка или комсомольца крестик - это был нонсенс, но этого и не требовалось.
Уже тогда у меня возникали вопросы духа, я спрашивал себя, в чем смысл жизни: просто выжить биологически, решать сиюминутные задачи, чтобы избежать так называемого чёрного дня. И это всё?
У нас, однако, была достаточно мудрая, выстроенная на христианских основаниях школьная программа. На уроках литературы мы читали наших великих писателей, которые как раз и поднимали проблемы человеческого духа.
В 1961 году у нас поменяли школьную форму - вместо серых гимнастёрок ввели что-то вроде кителей. Такая форма продавалась на весь район всего в одном отделении «Детского мира» неподалеку от метро «Сокол». У метро «Сокол» находится известный храм в честь Всех Святых, в этом храме меня когда-то крестили, хотя я об этом тогда и не знал. Было жарко, в магазине была огромная очередь, и мама решила завести меня в прохладный храм. Там не было службы, бабушки убирались и мыли полы, но я никогда не забуду испытанного мной удивительного ощущения: сияющий солнечный свет, великолепный иконостас - что-то одновременно влекущее ввысь и в самого себя. А главное - я никогда до этого не испытывал такого ощущения родного дома. И этот опыт стал внутренним побуждением на всю мою последующую жизнь, от которого я не мог отказаться никогда, ни при каких условиях.
Опыт повторился, когда я был членом районного пионерского штаба и принимал участие в обмене с пионерскими организациями Украины. Мы ездили друг к другу в гости, дружили, и по туристической программе нас тогда возили в музей Киево-Печерской лавры. Когда мы впервые пошли в эти пещеры, там ещё не было электричества, и мы спускались при свечах. Поначалу меня охватил страх замкнутого пространства и захотелось вылететь назад как пробка, но я не мог показать свой страх перед товарищами. После того как я преодолел себя и увидел этих спящих нетленных людей, что-то перевернулось во мне и зазвучало в унисон с тем самым знакомым аккордом. Это было ощущение родного дома. И всё, что делал в дальнейшем, было так или иначе направлено на то, чтобы найти это.
Я собирал все иллюстрированные журналы о музеях нашего русского Севера, об иконописи, того же самого Ярославского с его этой смешной «Библией для верующих и неверующих». Какова бы ни была эта антирелигиозная книга, в ней всё-таки содержался текст из Священного писания на русском языке, а уж затем шла его интерпретация.
А где ещё я мог бы с ним ознакомиться? Идти в храм к священнику было рискованно. Да, они вас очень мило принимали, но мы же понимали, что всё это просвечивается и моментально отслеживается. Прямого пути не было, но обратный, апофатический путь существовал. Может, это было и лучше, потому что то, что добыто с трудом, не развращает и приносит доброкачественный плод, а то, что достаётся с бухты-барахты, способно развратить человека.
Церковная квашня
- Важный этап вашей биографии связан с Сибирью?
- В Сибири я столкнулся с живой традицией исповедничества ХХ века. Там ещё сохранилось немало людей, преодолевавших советский тоталитаризм через служение Богу и осознание путей божественного промысла. Каждый человек из церковной среды в этих краях был так или иначе связан с таким преодолением и делился со мной своим опытом. В Сибири я особенно ясно осознал, что вера - не просто пришедшее из глубины веков предание, а живая сила, реально раскрывающаяся в повседневности.
- Вам посчастливилось быть наместником Троице-Сергиевой лавры…
- Вы правильно сказали: мне по-настоящему посчастливилось. Это был этап перехода от одной эпохи жизни государства и церкви к другой. Происходила подготовка празднования тысячелетия крещения Руси. И мы, ещё не понимая этого аналитически, интуитивно чувствовали, что во всей атмосфере появляется что-то новое, как бывает во время приближения грозы. В это время особенно важно было дать возможность молодёжи правильно определить себя в жизни. Молодых людей тогда постригали в монашество, и очень много. И все они оказались моментально востребованы. Появлялись новые монастыри, их нужно было наполнять - и не только в России, но и на Украине, и в Белоруссии, и на Афоне. А где взять людей? И вот семинария, академия и лавра оказались в то время, что называется, на подсвечнике.
Это была настоящая церковная квашня - применяя евангельский образ. В эту общественную жизнь помещалась церковная закваска, здесь всё вызревало для того, чтобы печь хлеб церковной жизни.
- Вы жили и служили в Казахстане, когда там была очень непростая ситуация, особенно для русских людей. Что тогда происходило?
- Когда зерно трясут в сите, хорошее зерно остаётся, а мусор и плевелы опадают. С распадом Советского Союза примерно так и происходило. Очень много людей, которые тогда оказались на территории Казахстана, жили там не потому, что они там родились и для них это была единственная родная земля, а потому, что туда их привела их профессия. Кто-то из них был врач, кто-то военный, атомщик, горняк или металлург. Когда же всё развалилось, то оказалось, что промышленности Казахстана они не нужны. Те же, кто там родился и живёт в четвертом или пятом поколении, чувствовали себя абсолютно свободно и спокойно, в дружбе с казахами.
В то же время в советский период Казахстан оказался настоящей Голгофой Русской церкви. Вся земля Казахстана напоена кровью новомучеников. Куда ни кинешь взгляд, там обязательно лежит какой-нибудь исповедник и мученик за веру, за правду, за чистую совесть. Интеллигенция там тоже особенная. Они выстраданные.
Словом, то, что не было укоренено, спокойно уходило, а то, что вызрело, начало давать свои плоды. И сегодня в Казахстане мы видим великолепный митрополичий округ.
- Как вы относитесь к президенту Казахстана Нурсултану Назарбаеву?
- Этот человек по Божьей воле осуществляет руководство своим народом. Пульс своей личной жизни он соизмеряет с пульсом жизни своего народа и государства. Он умеет эти два момента правильно сочетать к общему благу. Это мудрый человек, который дал возможность народному представительству открыто выражать себя и помогать государственному устройству. Не отликнуться на его начинания было бы предательством и самого себя, и своего пастырского долга, и я поддерживал его с полным сознанием своей ответственности. Это было понятно моей пастве - а среди моей паствы были не только русские, но и украинцы, и белорусы, и русскоязычные корейцы. Мы чувствовали плечо и нужность друг друга.
- Президент Назарбаев удостоил вас высокой награды - ордена Парасат?
- Когда трудишься, то делаешь это не ради награды. Трудишься оттого, что получаешь при этом глубокое человеческое и в каком-то смысле профессиональное удовлетворение. Ну а потом, когда за это приходит награда, приходится со смирением принимать.
- Туляки привыкли к тому, что их епархия называется Тульской и Белевской. При вас она стала Тульской и Ефремовской. Почему?
- За 25 лет со времени тысячелетия крещения Руси в церковной жизни произошло значительное развитие. Когда количество приходов стало уже превышать 200, одному архиерею стало нереально принимать живое участие в жизни приходов. Церковная жизнь, конечно, имеет свою организационно-бюрократическую сторону, но она не находится во главе угла. Прежде всего - живое непосредственное общение. Представьте себе, что вы хотя бы один раз в год приехали в каждый приход, а приходов двести и ещё десять монастырей? Себя ещё можно обмануть таким формальным служением, но Бога-то не обманешь. Совершенно очевидно стало то, что надо менять саму структуру. И поэтому на территории Тульской области были образованы две самостоятельные епархии в единой структуре Тульской митрополии. Восточная часть митрополии стала именоваться Тульской и Ефремовской епархией, а западная - Белевской и Алексинской.
- Последние годы на церковь обрушился шквал критики. Идёт ли в церковных рядах нашей митрополии процесс борьбы с нарушениями и злоупотреблениями?
- Он идёт постоянно. Церковь - не собрание беспорочных людей. Как мы уже сказали, это квашня, а не готовая выпечка.
Церковь - это процесс постоянного покаяния, изменения и преображения. Евангелие начинается со слова: «Покайтесь…» Кому-то, конечно, хотелось бы сказать, что церковь - это общество идеальных людей, но об этом можно лишь фантазировать. Люди в своей повседневной реальности скучают о таком идеале и хотели бы его найти в церкви. Они и найдут идеал в церкви, прежде всего - в её святых. Святые же приходят в нашу жизнь через обычную церковную жизнь. Те же, кто выискивает в ней одни недостатки, напоминают человека, который находит пуговицу, а к ней пришивает какую угодно шубу.
Что же вы хотите, если у Христа среди двенадцати оказался Иуда! Так было у истоков и будет всегда. Церковного человека можно этим смутить, но не убить.
- Каким вы видите воспитание юных туляков? Чего ему недостает?
- Как всегда, детям недостаёт положительного примера своих родителей, ближайшего окружения со стороны старших. Мне кажется, мы сделали что-то страшное. Пусть в советское время родители были заняты всеми этими пятилетками, планами и так далее, но та же самая советская власть серьёзно занималась воспитанием детей с самого детского сада и школы. Сегодня же родители занимаются заботами о пропитании, а школа вообще сняла с себя всю ответственность за воспитание. Кому же всё это поручено? Телевизору.
Ребёнок чувствует себя в телевизоре дома. А этот телевизор - начиная с мультиков - говорит ему о том, как убивать. Это будет с ним по всей его жизни, и мы получаем то, что видим вокруг себя, - агрессию и на маму, и на папу, и на Родину.
- Среди молодых россиян появляются те, кто вступает в радикальную исламскую организацию – ИГИЛ (Террористическая организация, деятельность которой запрещена на территории России – Прим. ред.). Как такое могло случиться?
- По-разному может быть. Но главная причина, по-моему, это опять-таки СМИ. Официальные власти, церковь политы грязью с ног до головы. А терроризм покрыт поволокой какой-то таинственности, даже романтики. По ту сторону экрана сидят люди и вылавливают: ловись рыбка, большая и маленькая. И вот эта «рыбка» попадается на удочку, потому что её никто не предупредил о возможных последствиях. Родители? Но они на работе, им не до того. Ребёнку не хватает культуры, любви, он ищет этого и находит опасный суррогат.
Рождественские надежды и тепло: литургия в Успенском кафедральном соборе | Фотогалерея
Рождественские надежды и тепло: литургия в Успенском кафедральном соборе | Фотогалерея
- Как человеку не потерять себя в наши тревожные времена?
- Мне кажется, каждый из нас должен, по крайней мере, осознать, что мы не автономны в абсолютном смысле. При всей моей автономности я принадлежу моей семье, моей церкви, моему народу. Это та ветвь, без которой я - ничто. Нам следует ответственно разобраться, сколько живёт наш народ, какой путь он прошёл и какие фундаментальные ценности помогали ему преодолевать трудности на его пути. И почему в современном содружестве наций, несмотря на всю враждебную пропаганду, о русских могут говорить с уважением. Потому что русский - только я? Совсем не поэтому. Потому что есть Циолковские, есть Минины и Пожарские, есть преподобные Сергии. Так значит, есть что-то во мне и от них?
Если же ты сам по себе, то тебя понесёт как лист, а потом - в навоз.
Тестостерон развеется. Настоятель тульского храма о жажде служения и быте 
Митрополит Иларион: «Не надо быть «захожанами» 
Где искать истоки счастья? В Туле открылась выставка «Детское благочестие» 
Тульский игумен Феогност: «Монастырь - не общага холостяков» 
Мы все «висим в воздухе»: эколог про права курильщиков и чужие «хотелки»