Музейная работница верна себе до последнего и именно её идеализм становится в итоге главной причиной хэппи-энда. Фильм вышел в прокат более пяти лет назад, но с тех пор наиболее распространённая зрительская реакция на картину – «это про её брак с Чубайсом» – не сильно изменилась. Режиссёр же говорит, что «нет, хотя провидчески получилось, что так». И что она – уж точно ни разу не прототип главной героини картины. О том, с кого был списан образ музейной хранительницы Маши, о сложных взаимоотношениях государства и культуры, а также о своих планах снять кино в Ясной Поляне, рассказывает Авдотья Смирнова, режиссёр, сценарист и телеведущая.
Дмитрий Борисов, корреспондент газеты «АиФ в Туле»: – «Два дня» – не первый и не второй фильм, съёмки которого проходили в музее. Почему так?
Авдотья Смирнова: – У меня особое отношение к музейщикам, я хорошо знаю этот мир, очень его люблю и бесконечно уважаю. Начать хотя бы с того, что мой первый муж Аркадий Ипполитов – старший научный сотрудник Государственного Эрмитажа. И, да, действительно, фильм «Кококо» мы снимали в Кунсткамере Санкт-Петербурга, «Отцы и дети» - в усадьбе Тургенева Спасское-Лутовиново, «Два дня» - в усадьбе Абрамцево, в историко-художественном и литературном музее-заповеднике. Я также страстная поклонница Ясной Поляны, и хотела бы свою следующую картину снять именно здесь. Но его сиятельство граф, когда я попыталась с ним заговорить об этом, ответил: «Это теперь к графинюшке, я здесь больше не рулю» (смеётся). Но я надеюсь, что графское семейство всё-таки пустит нашу съёмочную группу хотя бы на территорию Ясной Поляны.
- Значит, сложно снимать картины в музейной среде?
- Николай Ильич Левин, в бытность свою директора Спасского-Лутовиново – замечательный человек, в своё время восстановивший музей практически из руин – во время наших переговоров о съёмках в усадьбе, сказал мне буквально следующее: «Будь проклят тот день, когда я с вами познакомился». Это начало долгой истории о том, как мы снимали «Отцы и дети». Мне давно хотелось экранизировать это произведение, потому что я всегда считала, что оно неправильно понято – это глубоко семейный роман, а не политический. И мы задумали мини-сериал из 4 серий. Продюсером картины был Валерий Тодоровский, художником постановщиком и соавтором – Александр Адабашьян, который на тот момент уже успел поработать с Никитой Михалковым. И мы использовали его как бронебойное орудие, поскольку нашу съёмочную группу никуда не пускали. Арендовать павильон, мебель и прочее на «Мосфильме» - невероятно дорого, а с музеем не удавалось договориться. И мы дошли до тогдашнего министра культуры Михаила Швыдкого. В его кабинете сидела великая женщина Анна Сергеевна Колупаева (в то время – глава департамента культурного наследия Министерства культуры – Авт.), у которой была удивительная особенность – она разговаривала с закрытыми глазами, поэтому совершенно невозможно было понять её реакцию. И вот я перебираю варианты: «Можно в этом музее?». Анна Сергеевна, не открывая глаз: «Нет». «Можно в этом?». Так же, вслепую: «Нет». И тут я ударяю себя кулаком в грудь и выдаю тираду о том, что, дескать, «сами же говорите, что по ТВ один «бандитский Петербург», а тут «простая русская женщина, мужем битая» хочет снять фильм по произведению из школьной программы. А где его снимать прикажете? Тут Колупаева неожиданно открыла глаза. И после этого волшебного открытия нас пустили в Спасское-Лутовиново.
Первое время там за нами тяжело и напряжённо ходили по пятам музейные работники. И я помню дочку директора Машу, которая ненавидела нас больше всех. И она была просто чудовищно разочарована тем, что за полтора месяца съёмок мы ничего не украли, ничего не разбили и не сожгли. Именно она стала прототипом главной героини фильма «Два дня».
О чём нельзя говорить?
- Как проходили съёмки в Абрамцево?
- Точно так же. Нас не пускали, говорили, что трогать ничего нельзя, «куда вы ставите ваши осветительные приборы, они нам все полы попортят». Но здесь нужно начать рассказывать историю фильма «Два дня» с самого начала. Я думала над сценарием романтической комедии, Адабашьян же в свою очередь предложил мне придумать роль для Ксении Раппопорт. Я же знала, что с ней в паре очень хотел сыграть Фёдор Бондарчук. И так, отталкиваясь от личностей актёров, создавались образы их героев, потом сценарий. Я говорила с Бондарчуком: «Федь, бандитом ты уже был. Олигархом тоже. Таксиста с таким лицо не сыграешь – не поверят. Остаётся только чиновник». А структура романтической комедии, как и всякого чистого жанра, устроена очень жёстко: она должна начинаться с того, что встречаются герои, полные антагонисты по отношению к друг другу, но по ходу сюжета невозможное становится возможным и в финале они уже вместе. Мы стали думать: кто наибольший антагонист чиновнику? И вспомнили волшебную девочку Машу из Спасского-Лутовиново. Так появился этот персонаж.
- Каким будет фильм о Толстом, который вы хотите снять в Ясной Поляне?
- В кино считается ужасно дурной приметой говорить про будущее. И я по опыту знаю, что это именно так. Более двух лет мы работали над 8-серийным фильмом для Первого канала об Александре Вертинском. Только год ушёл на работу в архивах: мы сопоставляли сведения, ловили Вертинского на вранье относительно корректировки отдельных этапов своей биографии. Но, после событий 2014-го года, с телеканала ушли крупные иностранные рекламодатели, деньги резко кончились, стали нарастать задолженности и нам сказали, что в сложившихся условиях такого масштабного сериала не будет. А уже был написан сценарий, просчитан бюджет, художники нарисовали эскизы костюмов, актёры прошли кастинг… Я думаю, всё это мне за то, что во время подготовки я много рассказывала о Вертинском. И дорассказывалась до того, что этого не случилось. Поэтому о фильме о Толстом я промолчу. Очень боюсь его сглазить. Скажу только, что его сценарий, пожалуй, кажется мне самым сложным в моей жизни.
Каким должно быть кино?
- Фильм «Два дня» получился на удивление целомудренным, семейным, добрым…
- Кино не бывает «добрым» или «злым», не бывают «чернухи» или, наоборот, «розовухи». Кино бывает хорошим и плохим. Хорошее кино – честное. Я довольно часто восхищаюсь фильмами, которые принято называть тяжёлыми. Очень люблю «Меланхолию» Ларса фон Триера, фильм «Мамочка» Ксавье Долана, рыдала на фильме «Жизнь Адель». Я отношусь к числе тех немногих сумасшедших, кто считает фильма Алексея Балабанова «Груз 200» великим произведением искусства. Вообще, Балабанов – художник мирового уровня, как минимум, наравне с Триером. То, что Европа и мир его не заметили – проблема Европы и мира. Без Балабанова наше кино опустело. Кино должно быть разным и оно должно быть сделано с любовью и живым человеческим чувством. А когда кто-то специально создаёт продукт под названием «доброе семейное кино» или «фестивальный мрачняк», у меня вызывает отвращение и то, и другое.
Что думает Чубайс?
- Есть ли у вас рецепт правильной государственной поддержки культуры сегодня?
- Вопрос сложный. Как-то со свои мужем, моей подругой Наташей Смирновой и театральным режиссёром Иосифом Райхельгаузом мы путешествовали по Армении. За рулём Чубайс, мы едем на джипе по трассе уже несколько часов. И всё это время мы втроём по очереди высказываем Толику по поводу ужасной политики в области культуры. Чубайс весь пунцовый и отвечает, после того, как мы все проорались: «Культура – одна из немногих отраслей, которая почти не изменилась в области финансирования с советских времён. Что будет, если кто-то возьмётся за культурную реформу? Вы же сами поднимете такую вонь, что от ваших открытых писем жизни никому не будет». И мы все трое хором согласились: «Да, поднимем».
Вот ещё пример. В 90-е годы моему отцу (Андрею Сергеевичу Смирнову, кинорежиссёру, советскому и российскому актёру, Народному артисту России – Авт.) предлагали стать министром культуры. Папа думал три дня. Потом отказался. Мы – дети – стали протестовать. «Папа, ты должен быть министром!». На что отец сначала сообщил нам ряд соображений в той лексике, что была принята в нашей семье. А потом, уже спокойно, привёл в пример несколько цифр. «Ты знаешь, сколько в России государственных оперных театров? Более двухсот! А сколько их в Италии? Ни одного. Там, если муниципалитет заинтересован в таком учреждении культуры, театр как-то поддерживается, создаётся попечительский совет, находятся спонсоры. У нас же всё сидит на госбалансе. А теперь представь, что мы такие приходим и говорим: «Уважаемый Марк Анатольевич Захаров, вы постарели и спектакли у вас стали хреновые. Поэтому ваш театр с государственной дотации мы снимаем, а вы дальше сами как-нибудь выплывайте: нанимайте молодых менеджеров, например»… И что после этого начнётся? Когда-то давно у меня была идея снять триллер под названием «Музей». Дело происходило бы в музее костюма, где ведётся страшная война между хранителями голенищ и хранителями каблуков. Потому что они должны находиться порознь, эти предметы. Так сохраннее. И на этом противостоянии хранителей различных частей одежды планировалось построить захватывающий сюжет.
Культура – это очень особенная среда. Говорю это, при всей своей любови к ней. И никто за её реформирование не возьмётся, потому что для этого нужно быть «камикадзе». Поэтому, в отношениях власти и культуры вряд ли что-то в ближайшее время изменится. Будем обмениваться открытыми письмами и нижайшими просьбами. «Дайте, пожалуйста, денег», «да будьте вы прокляты», «нет, вы не поняли, мы совсем не это имели в виду…».
В «розовой вате». Как в Туле удивляют юного зрителя 
Режиссер Александр Велединский: «Служкин – это мы» 
Ну хоть бы одного гения: Год литературы умер. Да здравствует Год кино!