Чтобы узнать, как живёт Россия, совсем необязательно ехать за 100 км от Москвы. Достаточно – за 100 км от Тулы. На въезде в Белёв – дощатая будка с окошком недалеко от деревянного дома. Про будку вполне можно сказать, что она стереотипно стоит в чистом поле, и каждый русский поймёт её смысл. И глаза тереть, глядя в календарь, бесполезно: да, на дворе третье тысячелетие, космические корабли бороздят просторы мирового океана, валясь в него с неба, а в Тульской области по-прежнему стоит будка.
Дороги в области на удивление – европейские. Правда, въезд в города означает знакомство с домонгольской Русью. Что в Одоеве, что в Белёве автобус становится батутом. И если вторая российская беда так вольготно чувствует себя в районных центрах, минуя дороги между ними, то очевидно, как следует назвать муниципальных чиновников.
Болховский выступ
В феврале 1943 года на поле у посёлка Пролетарский в Белёвском районе воевали 22 и 28 полки 12 гвардейской стрелковой дивизии. До битвы под Прохоровкой, изменившей ход Второй мировой войны, оставалось полгода, но юго-западное подбрюшье Тулы – Болховский выступ – уже было северным флангом Орловско-Курской дуги… Убитых советских солдат немцы хоронить не стали, бросив в подвалы. В октябре 1943 года люди вернулись на пепелище и лишь спустя десятилетия местная жительница указала место, где должны лежать останки.
Краевед белёвской школы №3 Евгений Барбашов про геодезиста Олега Павловского рассказывает так, будто тот участник шоу экстрасенсов: «Олег пришёл в чистое поле и ткнул пальцем: копайте здесь…» Геодезист Павловский (в отличие от чиновников Одоева и Белёва) действительно живёт в третьем тысячелетии: на кадр немецкой аэрофотосъёмки 1942 года он при помощи спутниковой тарелки, которая ловит и американскую GPS, и нашу ГЛОНАСС, наложил современные координаты. Так и нашли поисковики в молодом лесу место, где надо делать раскоп.
Буханка и кроссовки
На белёвской автостанции меня встречает поисковик и фотокорреспондент «АиФ в Туле» Александра Бокова и УАЗик. Выезд из Белёва означает возвращение на евродороги, и водитель Евгений так лихо крутит баранку «буханки», что внутри неё – невесомость. Поворот: влево падает колбаса. Поворот – вправо порхает шоколадка. Через 30 минут мы съезжаем с асфальта на грунтовку, и я понимаю, что чувствуют космонавты, летая по кораблю без возможности ощутить опору.
На мои рваные кроссовки бывалые люди в лагере поисковиков глядят всё равно так, будто я приехал в эти болота на «Ламборджини», хотя должен был на танке. Они смотрят сочувственно, как профессор Стравинский на сумасшедшего поэта Бездомного. Правда, после того как я упросил школьников из 3-ей школы Белёва поделиться на три часа своими берцами, моё будущее на болотах уверенно пообещало быть сухим.
«Ельцинский посев»
От лагеря к раскопу мы идём полчаса. Местные леса, конечно, совсем не джунгли Амазонки – изображать из себя «Коммандо» не пришлось ни разу. Максимум испытаний выпал на спину Олега Павловского, который дважды переносил госпожу Бокову на своей спине через ручей. Копает «Искатель» в здешних местах не первый год, поэтому фраза адресованная лёгким укором господину Павловскому «а чего ты по бобровой плотине их не повёл?» удивляет только меня. Здесь все знают, где находится бобровая плотина, и это не топоним – это в самом деле плотина, которую сделали бобры.
Вокруг раскопа нет никакого поля. Только лес. Я удивляюсь:
«Какие же подвалы с телами? Где посёлок? Где хотя бы фундаменты домов?»
Краевед Барбашов объясняет:
«За столько лет всё засыпалось землёй. Посёлок Пролетарский был сожжён ещё немцами. Подвалы сейчас раскапываем».
«Но лес! Здесь же лес кругом!»
«Мы называем это «ельцинский посев». Когда распался Союз, колхозы перестали работать, и всё заросло, - с грустью объясняет мне этот человек, точно знающий, кто виноват в распаде, т.е. развале СССР».
«Помог продуктами»
При мне начинают копать четвёртую яму. В трёх на глубине полутора метров видны черепа. Нет ни одежды, ни оружия, ни медальонов. Заполнять маленькую бумажечку, вкладываемую в эбонитовый пенал, считалось плохой приметой: убьют в ближайшем бою. А когда убивали, заполнять было некому. Поэтому у вермахта с его стальными нагрудными жетонами дела с учётом потерь обстоят гораздо лучше, чем у нас.
После двухдневного дождя земля спрессована. Лопата с трудом разрывает свежие корни и стебли. Рядом со мной новую яму копает восьмиклассник Никита Трифонов, которого, как и троих товарищей, Евгений Барбашов заразил поисковым делом, явно сотворив для развития патриотизма в стране больше, чем всё ТВ.
Ужас раскопа в том, что я слышу слова, которыми в жизни вне этого леса описывают детей, которым ещё жить и жить. А здесь все эти уменьшительно-ласкательные «пальчики» - про кости и смерть.
«У меня зубки появились, - сообщает поисковик, и вокруг него лопаты начинают летать осторожнее – кости легко перебиваются. Через несколько минут появляется новый череп. От штыковой лопаты через совковую и сапёрную к детскому металлическому совку и рукам в перчатках – эволюция инструмента, которым ведётся раскоп. Землю вокруг черепов уже не копают, а лишь обметают руками. Отдельные кости складывают группами. Потом берут длинный тонкий щуп и медленно загоняют в землю. Опытный поисковик на слух определяет, во что утыкается щуп. Если под костями кости, а не металл или дерево, то копают глубже».
На вопрос, помогает ли государство, начальник экспедиции Дмитрий Шашков застенчиво улыбается:
«Евгений Авилов помог продуктами».
На обратном пути мы долго говорим с Олегом Павловским. Я пытаю его, силясь понять, сможем ли мы откопать последнего солдата.
«Бывает, по 15 человек достаём и перезахораниваем. Если устанавливаем родственников, отдаём им документы. Недавно нашли целый госпиталь – 57 человек. Но вообще в округе минимум 4 тысячи человек лежит».
«Т.е. наше поколение не сможет закончить эту войну?»
Олег Павловский молчит, а потом тихо и уверенно выговаривает:
«Никогда».
Что сделала Тульская область для Победы Советского Союза в ВОВ. Инфографика 
Народная память. В краеведческом музее открылась выставка «Помни войну» 
Не внезапная война. Виктор Березин о детях войны и памяти поколений 
Тульские поисковики ищут родственников пропавшего во время войны лётчика 
Олеся Степанова: «Журналисты и омоновцы не сходят с маршрута»