Под занавес 2019 года, объявленного в нашей стране Годом театра, в Новомосковске состоялась премьера «Красная Шапочка & Серый Волк». Спектакль поставила Лариса Козлова, режиссёр, заведующая музыкальной частью Тульского академического театра драмы.
Как значится в афише, жанр спектакля – лесной музыкальный экшен по мотивам сказки Шарля Перро. Музыка Евгения Крылатова. Как признаётся сама Лариса, что такое экшен, она не знает, и вообще новомодные слова не жалует. Но спектакль получился весёлый, музыкальный и главное – искренний.
Искренность, по глубокому убеждению Ларисы Козловой, – это главное в театре. А она человек открытый, эмоциональный, музыкант не только по профессии, но и по сути. Потому наш диалог – это сочетание музыкальных оттенков: от форте до пиано и обратно, под выразительные жесты дирижёра.
Об успехе, вере и искренности
Лариса Козлова: Это моя четвёртая постановка в этом театре. Маленький театр, небольшая сцена, но есть труппа. Команда из людей разных поколений. Я наблюдала за ними. Какие они слаженные, сложенные, спаянные для современного театра. Вообще для нашей жизни, когда каждый сам по себе, каждый старается утвердиться по принципу «я выше», «вернее», «вы ниже». Вот там такого нет. И в этом городе, и в этом театре мне было очень приятно работать. Музыкальная постановка, замечательная музыка Евгения Крылатова. Я думаю, в эту сказку поверят и дети, и взрослые. Вообще детские спектакли ставить – большая ответственность, поскольку дети никогда не приходят одни. И понравиться надо ещё и их родителям. Чтобы и они поверили, и пришли ещё в театр, тем более, если раньше не ходили.
Успех ведь определяется не только аплодисментами, должна быть вера. Для меня самое любимое слово – это доверие, ДО-верие. То есть то, что бывает до веры. Люди просто открываются друг другу, доверяют. В театре это главное. Когда разговор «живой живому о живых». Вот это доверие.
У меня очень много учеников. Я преподаю сценическую речь для студентов Ярославского театрального института. И очень люблю общаться. Говорю им: «Не важно, что ты читаешь. Важно, какой ты». Себя надо осмелиться открыть, чтобы тебя увидели и поверили.
Моя жизнь в театре началась со спектакля «Средство Макрополуса» с Римой Газизовной Асфандияровой в главной роли. Тот день, 9 декабря, отмечаю до сих пор. Тогда меня будто ударило искрой. Этот спектакль смотрела восемнадцать раз, семнадцать из них носила цветы. Мне потом Рима Газизовна говорила, что выходила на поклон и невольно косила глазом на публику: придёт эта сумасшедшая девочка или нет? Этот «удар» привёл меня, выпускницу музыкального училища, к знаменитому худруку театра Рафаилу Павловичу Рахлину. Я сказала, что окончила музучилище: «Возьмите меня на работу. Если не концертмейстером, то кем угодно – в гардероб, в буфет». Рахлин спросил: заведующей музыкальной частью пойдёшь? Мне был 21 год. Отвечаю: да. С тех пор здесь.
Поступила бы сейчас так? Нет. Думаю, сегодня такого удара бы не было. Многое изменилось. Театр уже не тот, таких ярких событий нет.
О люстре
- Как-то мен пригласили «на люстру». У меня воображение богатое, сразу возник вопрос – как? Оказалось, они купили дорогую люстру и пригласили на неё посмотреть. Всё было солидно обставлено, а смешно было только мне. Так вот театр нельзя превращать в такую люстру, куда ходить престижно. Как один столичный модный режиссёр заявил: «Зрители глупые, актёры неискренни, поэтому у меня билеты будут очень дорогие». То есть он ставит не для всех, для избранных. Ну и для кого?
Зрители и театр превращаются из созидателей, соучастников и действующих лиц театрального процесса в атрибуты модной богатой жизни. Зритель же не всегда знает, что такое хорошо. Диву даёшься, что у нас иногда звучит в различных ток-шоу по телевизору, такие шутки, что стыдно слушать. Что будет формировать вкус? Театр всегда объяснял зрителю, какие есть ценности, что добро есть добро. Оно не может быть псевдо. В театре не должно быть по принципу «я себя хочу выразить». И хочется спросить: а для чего? Нужно при этом изуродовать пьесу Островского, Чехова или Шекспира. Ну напиши ты сам и, пожалуйста, лови кайф от своих постановок.
Я не хочу ничего навязывать, но слёзы радости, слёзы печали не закажешь. Если говорят, здесь смешно, а на самом деле не смешно, а вот здесь трагично, а на самом деле никак. То зачем это?
Об учителях
- Конечно, мне повезло. С большой благодарностью вспоминаю своих учителей. Это и Аркадий Михайлович Светлов. И мой преподаватель в музучилище Вера Борисовна Кривицкая, которая поверила в меня и вела все годы учёбы. В Щуке я училась у замечательных мастеров, у самых стариков. Когда заканчивала режиссёрский факультет училища имени Щукина, меня вызвал к себе Владимир Этуш и хотел оставить на кафедре. Но я ответила, что служу в тульском театре. Он сказал: служи. Так я вернулась в Тулу.
То время было золотое для театра. Тогда в нём были Рафаил Павлович Рахлин, Александр Иосифович Попов, Евгения Ивановна Пчёлкина, Виталий Васильевич Базин, Владислав Фёдорович Коробкин, Михаил Матвеев, Николай Казаков, Софья Владимировна Сотническая и многие другие. А какие спектакли шли: «Средство Макрополуса», «Материнское поле», «Королевские игры», «Ромео и Джульетта», «Два гусара».
«Тульский секрет» – это, конечно, любовь очень многих поколений зрителей. Я ещё не работала в театре, а все песни, звучавшие в этих спектаклях, во мне уже звучали. Я как-то увидела, как Рафаил Павлович актёров для спектакля подбирал. Захожу в кабинет, а он сидит под зелёной настольной лампой и что-то на столе перекладывает. Решила, что раскладывает пасьянс, карточный. Смотрю – фотографии актёров. Он и так всех знал, но всё равно сопоставлял друг с другом, как будут смотреться вместе, проверял себя.
Какие это были красивые люди. Для них культура – это было очень серьёзно, не просто образовательный процесс. Какие у нас проходили худсоветы! Вот там была настоящая искренность. Всем было интересно, и я благодарна судьбе, что она подарила мне общение с этими очень талантливыми людьми.
Вот сейчас говорят «театр умирает». Ещё при Станиславском театр называли мёртвым искусством. Но это всё не так. Ничто не заменит той искренности, паузы, взгляда… Это не пропустит даже самый неподготовленный зритель.
Ещё при Станиславском театр называли мёртвым искусством. Но это всё не так.
Конечно, чтобы повысить градус восприятия постановки, игры актёра, есть секреты. У меня они музыкальные. Я 41 год занимаюсь музыкой. Во мне всё время что-то звучит. В театре стала писать музыку к спектаклям. Не знала, что могу это делать, никогда не училась. Появляется музыка, это ещё выше делает градус действия на сцене. Бывает, когда артист недотягивает, давай музыку дадим. И совершенно неожиданные причём бывают сочетания. Например, идёт моноложище, а мы тут весёлую музыку вдруг дадим. И такой эффект…
А вообще, опять повторюсь, главный секрет – пробудить доверие. Ты веришь мне, я верю, что ты веришь мне, я смотрю в твои глаза и вижу, что ты веришь мне. Вот они «петелька-крючочек», о которых говорил Станиславский. Вот в двух словах всю систему Станиславского рассказали.
Жить и не творить невозможно
На столичных театральной сцене много выходцев из Тулы. Достойное место среди них уже занял Евгений Шумейко – ведущий артист Санкт- Петербургского театра «Мастерская». Это сын Ларисы Евгеньевны. О нём она говорит с особым чувством, в котором не только материнская гордость, но и восхищение талантом артиста.
Евгений – выпускник мастерской педагога Георгия Михайловича Козлова, признанного мастера в театральных кругах Культурной столицы. Кстати, совпадение фамилий Лариса Козлова считает знаком свыше. Молодому человеку 31 год, но он уже сыграл самые знаковые роли – князя Мышкина, Гамлета, Сирано де Бержерака.
– Так получилось. Он просто всё время был со мной. Потом он вышел на сцену, ещё в том же «Тульском секрете». И оказался очень способным человеком. Я этого не ожидала никак. А с Питером смешно получилось. Женя поступил к мастеру по фамилии Козлов, который действительно мастер. Там конкурс был 760 человек на место. У этого мастера такие тренинги! Они пять лет не выходили из академии, были настолько спаяны, что чувствовали дыхание друг друга. Григорий Михайлович их просто выворачивал наизнанку на занятиях. Конечно, повлияли и учёба, и город. В Питере жить и не творить невозможно.
Их курс начал показывать спектакли, на которые стала собираться театральная публика. Это у зрителей возникла идея создать такой театр, и сегодня билеты на его спектакли не достать.
…Год театра завершается, но важно, чтобы театр не кончался по сути, чтобы он не превращался в какой-то бренд, в какой-то признак благополучия. В провинциальном театре это вряд ли возможно, но есть другая беда. Иногда слишком много провинции, вкусовщины. Мы, театральные деятели, должны понять, что мы должны иметь право на то, чтобы на нас смотрел зрительный зал. Пять–восемь человек перед сотней. Глаза в глаза. Это же огромная ответственность. Не то что просто выходить и читать текст, а иметь право говорить со сцены. Это тоже своего рода миссия. И это надо помнить и понимать.