19 сентября, в День оружейника, tula.aif.ru вспомнил истории, связанные со знаменитыми тульскими представителями этой профессии.
Первый байкер
Сын знаменитого оружейника Фёдора Токарева Николай тоже был успешным конструктором. Он работал над первыми советскими зенитными установками, но изобрел еще и первый лодочный мотор. А еще он был первым или одним из первых советских байкеров.
У Токаревых был двухцилиндровый мотоцикл «Харлей Дэвидсон», приобретённый на премию за одну из разработок. На этом мотоцикле Николай Токарев с успехом выступал на областных и всесоюзных соревнованиях, и даже входил в десятку лучших гонщиков Союза.
В 1927 году его включили в состав команды первого в истории заграничного мотопробега Москва — Париж — Москва, в ходе которого надо было проехать 8 000 км. При подготовке к пробегу Николай Токарев никак не мог достать цепь для мотоцикла. Пришлось просить о помощи тульских знакомых. Сделанная ими цепь оказалась прочнее, чем хвалёные иностранные. Американские цепи выдержали только дорогу до Парижа, а тульский новодел — дорогу в оба конца и проехал ещё 2 000 км сверх того.
Представители знаменитой фирмы удивились ещё и тому, что самопальные поршни на их мотоцикл, также сделанные в Туле, оказались прочнее фирменных американских.
После возвращения домой Николай Токарев взялся за разработку собственного двухтактного двигателя для мотоцикла. Для этого ему потребовалось разрешение директора оружейного завода Бориса Ванникова. Их личное знакомство произошло при весьма любопытных обстоятельствах.
Николай остался после работ один в мастерской. Неожиданно туда зашёл неизвестный человек небольшого роста и стал осматриваться. А в мастерскую Токаревых посторонним вход категорически запрещался.
— Чего надо? — раздраженно спросил Токарев-младший.
— Ничего, я просто так зашёл.
— Ну и нечего тут смотреть.
После чего незнакомец был выпровожен. Вскоре выяснилось, что это был новый директор Борис Ванников. Обиды за этот эпизод он не держал. Сказал: «Нечего извиняться, вы поступили правильно».
Конечно же, разрешение завершить работу по изготовлению нового двигателя было подписано, при условии, что она будет происходить в неурочное время собственными силами. Двигатель был готов к лету 1928 года.
Коктейли с гарантированным применением
Герман Коробов — известнейший разработчик автоматического оружия. Его образцы на конкурсах при постановке на вооружение были основными соперниками автоматам Калашникова и «Абакану» Никонова. Модели Коробова опережали время. Он первым, ещё в 1946 году, применил в автоматах схему, существенно увеличивающую кучность стрельбы и снижающую трудоёмкость их производства. Первым изобрел двухтемповый автомат, когда один и тот же автомат может стрелять и со скоростью в 2000 выстрелов в минуту, и в 500. В своих разработках он предлагал совершенно отличный от Калашникова конструктивный подход. Однако, правительственная комиссия в то время решила, что дешевле модернизировать автомат Калашникова, чем ставить на вооружение новую модель.
Единственная его разработка, не имеющая отношения к автоматическому оружию — запал к бутылкам с зажигательной смесью — те самые коктейли Молотова, разработанный в 1941 году. Поначалу их боевой применение было весьма затруднительно. Надо было успеть чиркнуть спичкой, привязанной к бутылке и только потом её бросать в сторону танков. Герман Александрович предложил конструкцию запала из бракованной пистолетной гильзы, пружинки, иглы и капсюля. Оставалось лишь прицельно бросить бутылку в цель. Такие запалы сотнями тысяч производили обычные артели.
Солдатская пилотка
Знаменитый конструктор Николай Макаровец так вспоминал свои военные впечатления: «Мне тогда было четыре года. Мы жили в маленьком городке Кролевец Сумской области. Война. Немцы у нас, правда, не стояли, но регулярно приезжали в такие маленькие города, как наш. Это же был партизанский край. И расстрелы у нас тоже случались. Два моих родственника в возрасте 14 и 15 лет были угнаны в Германию в рабство. Но они выжили, вернулись. Вот первые впечатления связаны со всем этим. Как немцы приходили в наш дом. Представьте — маленький человек смотрит на немца, в огромной каске, чуть ли не с рогами, огромной бляхой. И страх матери. Воспоминания о том времени остались в основном через испуг матери и проверками по домам. Может поэтому, как только немцев изгнали, меня бабушка тайком понесла крестить. Ещё сохранился снимок — я в пилотке. Это пришли наши бойцы, я почему-то плакал, и мне подарили пилотку. В этой пилотке я ходил примерно до 8 лет».
Музыкальные вкусы
Многие тульские оружейники любили музыку. Игорь Стечкин, например, предпочитал слушать радио «Шансон».
Конструктор Михаил Березин любил фортепиано. Он и сам умел играть: делал это в любом месте, где находил инструмент, с ходу подбирая любую мелодию. Тут же вокруг него собиралась целая толпа слушателей. На домашних вечерах гости Березиных пели разное — от классических романсов до бардовских песен.
Когда Михаил за свою разработку получил Сталинскую премию, на эти деньги было куплено пианино за 60 тыс. руб. А ведь примерно столько тогда стоила машина.
«А кто тут не сидел?»
Советский государственный и военный деятель, один из главных организаторов советской атомной программы Борис Ванников в 1933–1936 годах был директором Тульского оружейного завода. В январе 1939 года он был назначен народным комиссаром вооружения СССР. В июне 1941 года арестовали.
Вот как он рассказывал историю своего последующего освобождения и неожиданного возвышения. Её в книге «Я верил» приводит от первого лица главный санитарный врач СССР, туляк Пётр Бургасов, в послевоенное время работавший над проблемой нейтрализации бактериологического оружия.
«Когда я находился на Петровке, это было около 2 часов ночи, ко мне в камеру зашли два человека и говорят: „Гражданин Ванников, собирайтесь.“ ... Я взял свой вещевой мешок, стал в него класть алюминиевую кружку, ложку, а вошедшие мне говорят: „Гражданин Ванников, вам это больше не потребуется.“ У меня опустились руки. Я думаю: „Ну, вот и финал, о котором я так долго думал“. Они меня взяли под руки, посадили в машину и повезли. По расстоянию вижу, что недалеко везут, и машина поднимается в гору. Значит, это Спасские ворота. Высадили около освещенного подъезда здания. Поднялись на второй этаж, зашли в конференц-зал. Он был затемнен, и единственный освещённый стол стоял, за которым находился Сталин. Меня мои сопровождающие посадили в самой последнем ряду и сели сбоку от меня. Шло совещание, многие вопросы решались, и, наконец, Сталин говорит: „Теперь, товарищи, нам нужно назначить министра боеприпасов. Я вам предлагаю товарища Ванникова. Товарищ Ванников здесь?“ Меня стали мои сопровождающие под локоть толкать, а я ведь был в полосатой одежде арестантской. Я встал и говорю: „Гражданин Сталин, я же еще сижу“. Он посмотрел на меня, засмеялся и говорит: „Посмотрите на него, он ещё сидит. А кто из нас, товарищи, не сидел?“
Я ему говорю: „Гражданин Сталин, вы сидели при царском режиме, а я же сижу при вашем режиме“. Тогда он говорит: „Ну, это неизвестно, при каком режиме было лучше сидеть, тогда или сейчас. В общем, какие возражения?“ Возражений никаких не было. Мне сказали, чтобы я ехал домой. Меня эти же сопровождающие посадили в машину, подъехали к моему дому, распечатали, пустили меня в квартиру. На кресле висел генеральский китель. Записка была, чтобы я в десять часов был на работе. В холодильнике были закуски, спиртное и все, что положено. Вот так меня назначили на должность министра боеприпасов».
Все это, — писал Пётр Бургасов, — записано со слов Бориса Львовича Ванникова. «Я здесь ничего не добавил».
