Тульский областной суд вынес приговор по делу о смерти трехлетнего Димы Кубеева из Северо-Задонска Тульской области, который умер в декабре 2021 года после непрофессиональных действий врачей Новомосковской городской детской больницы.
28-летняя врач-реаниматолог Полина Козлова признана виновной в причинении смерти по неосторожности из-за ненадлежащего исполнения своих профессиональных обязанностей. Приговором суда ей назначено наказание в виде 2 лет 9 месяцев ограничения свободы с лишением права заниматься медицинской деятельностью три года.
Дежурный врач-реаниматолог Новомосковской городской детской больницы ошиблась при постановке катетера для переливания крови: проткнула артерию и повредила лёгкое. Судом также установлено, что Козлова, зная о наличии у малолетнего пациента противопоказаний к проведению катетеризации подключичной вены, всё равно произвела две попытки введения, одна из которых привела к развитию травматического пневмоторакса и гемоторакса.
«Нужно бодаться дальше»
После вынесения приговора tula.aif.ru пообщался с мамой мальчика Властой Кубеевой и узнал, достаточно ли справедливо решение суда на ее взгляд.
«Я считаю, было необходимо, чтобы у неё имелась судимость. Нельзя, чтобы неквалифицированный человек занимал такую должность и тем более лечил детей. Пока все устраивает. Но бодаться дальше еще можно и даже нужно. Суд дал всего 15 дней на подачу жалоб и апелляций. Знаю, что сторона защиты сочла этот приговор жестоким и предполагает подавать апелляционную жалобу. Возможен такой вариант, когда это наказание слегка уменьшат. А может, и оставят как есть», - говорит Власта Владиславовна.
Как рассказывает мама Димы, многие из её близкого окружения недоумевали, узнав решение суда. Им оно показалось мягким. Мол, получается, что любой врач может причинить смерть по неосторожности и оставаться на свободе, не понеся серьезного наказания.
«А бывает, когда человек кого-то ударил и сидит два года. Все живы-здоровы, просто статьи уголовного кодекса разные. Я знаю, что это редкий случай, когда врачам дают реальный срок. Как правило, это происходит, когда такого наказания потребовал прокурор. Наш прокурор попросил «условку» и запрета на должность».
Могло закончится иначе
При этом Кубаева отмечает, что назначению реального срока отчасти поспособствовала публичность процесса. После чего дело взял под свой контроль председатель Следственного комитета РФ Александр Бастрыкин.
«Мне вообще говорили, что все могло закончиться годом условного наказания, и все».
Ещё одна победа: адвокатам ответчика не удалось затянуть на столько, чтобы истек срок давности дела. Это произошло бы 1 декабря 2023 года.
«Когда все начиналось, мы действительно собирались один раз в две-три недели. А теперь – два-три раза в неделю. Я уже как на работу на суд ходила. И это хорошо, что так. Год с лишним прошел, уже хотелось какого-то результата увидеть».
Но изменения коснулись лишь частоты заседаний, а вот отношение ответчика и её защитников осталось прежним - вину все отрицали.
«Когда ребята с центрального телевидения приезжали, врач пособолезновала нам, это спустя полтора года. И голову периодически опускала. Но по-прежнему аргументировала, что не понимает, в чем ее обвиняют. Не согласна была с воронежской экспертизой, с другими заключениями».
Мы ехали смотреть рисунок на памятник, а от памятника обратно в зал судебного заседания.
Были на успокоительных
Суд - это стресс для любого человека, а тем более для родителей, которые потеряли маленького сына и пытаются добиться для него уже после смерти хоть какой-то справедливости.
«Мы с супругом обращались и к кардиологам, и к неврологам. И давление скакало, и на успокоительных были. Ребенка водили к психологу, потому что старший очень скучает по брату. Так, например, складывалось, что мы ехали смотреть рисунок на памятник, а от памятника обратно в зал судебного заседания. Но я понимаю, что это не все. Впереди апелляции будут, кассации. Еще мы не решили с 327-й статьей по подделке. Тоже нервотрепка».
В карте Новомосковской городской клинической больницы было много несоответствий. Например, уже на первом листе стояла подпись мамы. Хотя ребёнок поступал в больницу с папой. То, что подпись не ее, подтвердила экспертиза минюста. Кстати, иск о моральном ущербе Власта тоже еще не писала.
«По закону ты его можешь подать в любое время. Но для меня это не было целью. Меня каждый второй спрашивает: а что ты моральную компенсацию не подавала? Подать я всегда успею. Дело не в деньгах, а в том, что человек должен понести наказание. И очень хочу понимать, какой итог будет по 327-й статье о подделке документов, потому что гражданский иск будет будет предъявляться на всю больницу.
В Туле мне отказали в возбуждении уголовного дела, обосновывая тем, что в подделке медицинской карты нет состава преступления. По закону она документом не является. Не совсем я согласна с этим. Я буду обращаться с иском, и на чем я основываюсь? На своем иске и на своей карте. Почему же она в таком случае не является документом? Может, думали, я оставлю это все. Ведь одно дело обвинить конкретного человека, другое – когда задействованы вышестоящие лица. Главный врач по детству, заведующая филиалом инфекционного отделения. Тут немного другой уровень. При этом министерство здравоохранения Тульской области проводило проверку Новомосковской больницы, и она выявила лишь незначительные нарушения. Может, так проверяли, а может, так и хотели».
В долгу перед Димой
«Я пообещала ребенку добиться правды. Я понимаю, что я перед ним в долгу. На суде один из адвокатов обронил в прениях такую фразу, что у ребенка был лейкоз и он в принципе изначально был обречен на смерть. Какое право он имеет судить, кому жить, кому умирать? То есть его слова можно понимать так, что те люди, у которых сложные диагнозы, их можно убивать?»
Хочу, чтобы все подобные случаи не замалчивались, и люди не оставались без наказания.
Лейкоз у мальчика подтвердили только перед смертью. В августе мама с Димой сдавали анализы, и всё было хорошо. До декабря.
«Если и был, то в начальной стадии. Больше скажу. В Туле нам сказали, что если бы мы привезли его сюда сразу, без этих манипуляций, которые производились в Новомосковске, прошли бы пять-десять курсов химиотерапии и поехали спокойно домой. Но мы приехали в Тулу с полиорганной недостаточностью, у него уже ни один орган нормально не работал».
Власта останавливаться не собирается и уверена, что в этой истории точку ставить рано.
«Мы пободаемся за реальный срок для человека, по причине действий которого последовала смерть ребенка, и, соответственно, того, чтобы и другим виновным это не сошло с рук. Хочу, чтобы все подобные случаи не замалчивались, и люди не оставались без наказания. Статья предусматривает три года лишения свободы. Я же ее не с потолка взяла, правильно? Значит, я имею право требовать именно такого наказания. Ведь речь идет о взрослом человеке, который должен отвечать за то, что он натворил».
