34-летней женщине, страдающей хронической почечной недостаточностью в терминальной стадии, пересажена почка от живого родственного донора. Оперировал женщину Алексантр Петряев, с кототорым tula.aif.ru пообщался после медицинского дебюта.
Алексей Мурат: Александр Васильевич, поздравляем с успешным дебютом – первой операцией по трансплатнтации почки в нашей области. Как вы попали в медицину?
Александра Петряев: Бабушка и мама были медиками, причём, мама – хирург. Выбора по сути не было. Что же касается трансплантологии… Ещё в школе прочитал книгу «Нежелательные элементы» врача-писателя Кристиана Барнарда. Он первым в мире сделал пересадку сердца. Ничего тогда не понял, кроме того, что всё это сложно, но очень интересно.
Уже в институте узнал про основоположника трансплантологии учёного Владимира Петровича Демихова. Кстати, ему два с половиной года назад открыли памятник в Шумаковском центре. Он проводил свои первые опыты на собаках, потом делал операции по пересадке сердца, лёгких. И долгое время был неизвестен тот факт, что Кристиан Барнард приезжал к нему учиться. Кстати, знаменитый американский кардиохирург Майкл Дебейки, (он консультировал российского хирурга Рената Акчурина по поводу операции на сердце первому президенту России), говорил, что в России было два великих хирурга – Пирогов и Демихов.
Когда Дебейки приехал в Москву и попросил отвезти его на могилу Демихова, выяснилось, что Владимир Петрович жив, скромно и тихо живёт в однокомнатной квартире на окраине Москвы. Его нашли и хоть какие-то запоздалые почести воздали этому признанному во всём мире основателю трансплантологии.
Что же до нашей истории, то мы с главным хирургом нашей больницы Алексеем Нуждихиным, подумали: почему бы и у нас не проводить трансплантацию почек. Нас поддержал глава регионального минздрава и процесс пошёл. К первой операции мы готовились два года.
- Вы же стажировались в НИИ Шумакова по этому направлению?
- Да, я поехал на учёбу в Шумаковский центр, потом мы получили врача лабораторной диагностики, реаниматолога, невролога, в этом году планируем подготовить морфолога, нефролога, врача по эксплантации. Это же целая система, наука на стыке специальностей, комплекс мер, который должны реализовывать не то, что несколько специалистов, а несколько учреждений! Итогом их совместной работы и станет операция. Нельзя вот просто так прийти и сделать пересадку. А в шестидесятых годах, наверное, можно было – никто не думал о результатах, о выживаемости, о том, чтобы всё прошло гладко.
- В чём залог успеха трансплантации – правильно подобранный донор, орган или, в большей степени мастерство хирурга и других специалистов?
- Всё перечисленное. Важно, чтобы донор был определённого возраста, без сопутствующих заболеваний. И родственная трансплантация, которую мы выполнили, она в этом плане идеальна. И выживаемость трансплантатов от таких доноров гораздо выше, чем от посмертных.
В нашем случае мама – донор, 34-летняя дочь – реципиент, с почечной недостаточностью в терминальной стадии. Кстати, дети родителям крайне редко отдают органы, хотя и такое случается, но, как правило, родители – детям. Наш донор уже выписан домой, нормально себя чувствует. Её дочь у нас, тоже всё хорошо, основные показатели пришли в норму уже через несколько дней после операции, но нужно подобрать иммуносупрессивную терапию. Пусть пока побудет под наблюдением, тем более праздники, так что на несколько недель её ещё оставим.
Дети родителям крайне редко отдают органы, хотя и такое случается, но, как правило, родители – детям.
- А вторая плохо работающая почка при этом удаляется?
- Для удаления должны быть определённые медицинские показания: стойкая гипертензия, гнойный процесс в почке, громадный поликистоз, не позволяющий разместить трансплантат. Но чаще она не удаляется, как и в нашем случае.
Операций мало, доноров тоже
- Проблема наличия доноров и трансплантатов существовала всегда. Насколько она остра сейчас?
- Это самая главная проблема трансплантологии во всём мире. У нас в стране очередь на трансплантацию 3-4 года, в США – 8-10 лет. К сожалению, в России донорская активность очень низкая – 3,5-4 на миллион. В Испании, в США высокая. В скандинавских странах вообще около 40 на миллион! Там оперируют много, но ещё больше желающих сделать пересадку, отсюда и такая очередь.
И каждая страна решает эту проблему по-своему. В США возможно альтруистическое донорство, когда орган можно передать не родственнику. У нас – только при наличии генетического родства. Есть модель возмездного донорства, например, в Иране. В Китае органы могут изымать у преступников, приговорённых к смертной казни.
- Насколько эффективна наша модель, и может, стоит что-то изменить, в том числе законодательно?
- Готовится новый закон по трансплантации, но каким он будет, пока ее ясно. Думаю, проблема скорее, в информационной грамотности населения, в отношении к донорству. В Европе существует презумпция согласия, то есть, если человек при жизни не заявил, что он против изъятия органов после его смерти, их можно изымать и использовать для пересадки. В США – наоборот, только с согласия, но и там, и там донорская активность в 10 раз выше, чем у нас. То есть, там в обществе есть понимание, что после смерти человека можно помочь семерым людям, так как у умершего можно взять до семи органов. Даже в ЮАР есть информационные ролики на эту тему. Вот сюжет: погибает мотоциклист, но спасает маленькую девочку, которой пересадили орган от него.
- А как объяснить парадокс: доноров у нас на порядок меньше, а очередь короче?
- Просто в России меньше таких пациентов. У нас на гемодиализе порядка 25 тысяч человек, у них – около 500. Если сделать поправку на численность населения двух стран, разница будет опять же на порядок. И выявляемость заболевания у нас ниже, надо стремиться к тому, чтобы выше была.
В Москву тогда не ездить
- Как сейчас в области обстоит дело с гемодиализом? Ведь лет 15-20 назад, эта проблема носила просто драматический характер.
- Тогда я только начинал работать и помню: процедуру получали всего несколько человек на область из-за малого количества искусственных почек. Сейчас, конечно, много центров гемодиализа открылись, триста пациентов его получают, прирост более 20-30 человек в год. И загрузка искусственных почек близка к максимальной. А потребность может быть в полтора-два раза больше. Поэтому и трансплантация становится всё нужнее. По области сейчас порядка 60 человек нуждаются в пересадке почки. Но реальная потребность, конечно, может быть выше. Впрочем, минимум половина получающих гемодиализ – это претенденты на трансплантацию.
- То есть этот процесс планируется поставить на поток…
- Вот только обсуждали этот вопрос с главным врачом больницы Романом Блюминым, разговаривали по поводу закупки препаратов на очередные операции, так что останавливаться не собираемся. Какую-то часть пациентов, конечно, будут оперировать в Москве по федеральным квотам, но это самые сложные случаи. Мы же ставим задачу сделать эту помощь доступной здесь, и большую часть трансплантаций почек проводить у нас. Ведь представьте: очередь 3-4 года, надо жить в столице, получать диализ, снимать жильё. Это очень затратно, хлопотно, неудобно. Но, кроме самой площадки и кадров, нам нужно будет создать здесь и донорскую сеть.
- Александр Васильевич, вы ведь ещё и онкологией занимаетесь…
- У нас в отделении 20 онкоурологических коек. К сожалению, рак простаты выходит на первое место в мире у мужчин, обогнав уже рак лёгких. Увы, онкология молодеет, правда и диагностика совершенствуется, выявляемость выше. Появился новый онкомаркёр. Отсюда чаще выявление заболевания на ранних стадиях. Благоприятных исходов, соответственно, стало больше – с 20 до 50% и выше. И по этому показателю мы сейчас одни из лучших в ЦФО.
- Что посоветуете «сильной половине» нашей читательской аудитории?
- Здоровый образ жизни, нормальное, правильное питание, отказ от курения, регулярная половая жизнь, ну и периодическое обследование, особенно, если вы старше сорока лет – раз в год визит к урологу обязательно. И диспансеризация для этого проводится, нужно к ней относиться серьёзнее. И доля медицины в сохранении здоровья не столь велика. Ответственное отношение к здоровью нужно прививать с детства.
Сопереживать, не теряя головы
- Бытует мнение, что врач, особенно хирург, человек по определению достаточно циничный, поскольку никакого сердца не хватит, если сопереживать каждому пациенту. А операционная – конвейер…
- Возможно, со стороны это выглядит цинично… Врач должен сопереживать, но выполнять свои профессиональные обязанности, не полагаясь на эмоции, трезво и объективно оценивать ситуацию. Особенно в хирургии. А каждый случай – это судьба человека, подходить нужно индивидуально. Насчёт конвейера… Ну, наверное, да – если делаешь в день по пять операций.
- Насколько мы можем серьёзно говорить сегодня о возможности напечатать ту же почку на 3D-принтере и пересадить её пациенту?
- По крайней мере, фантастикой это уже не представляется. Думаю, в обозримом будущем мы это сделаем, чем решим проблему донорства. Верю, что мы до этого доживём.
«Возраст - отговорка!» Как 78-летний пенсионер тренирует тех, кому за 60 
Мы знаем, как забеременеть! Врач о том, как повысить эффективность ЭКО 
Медицина в цифре. Как технологии будущего стали настоящим 
Счастливые истории. Медики меняют Подмосковье на Щёкино 
Авторитет упал. Врач о том, почему медики стали обслуживающим персоналом