28 сентября исполняется сто лет со дня рождения легендарного в истории тульского театра Льва Брустина. Эта история о том, как Лев Яковлевич мечтал стать офицером, а стал художником. Как женился на самой настоящей контрабандистке и о том, как можно быть счастливым в семейной жизни.
Завтра была война
Однажды он скажет про себя: повторил ситуацию повести Бориса Васильева «Завтра была война», постановку которой в театре сам оформлял. Имея в виду, конечно, то обстоятельство, что выпускной вечер в их тбилисской школе был назначен на 22 июня 1941 года. Вместо бала все мальчишки класса, среди которых были представители тринадцати национальностей, отправились в военкомат с заявлениями взять их добровольцами. Также дружно в военкомате их развернули: нет восемнадцати.
Призвали Брустина только в октябре. Через месяц, после краткосрочной подготовки, отправили в сторону фронта как радиотелеграфиста. Делалось это втайне, но родители все равно узнали об отходе эшелона.
За участие в военных действиях Лев Яковлевич Брустин был награжден двумя орденами Отечественной войны 2-й степени, орденами Красной Звезды, Дружбы народов, награжден медалями «За боевые заслуги», «За освобождение Праги».
«Мама бежала за вагоном теплушки, и я едва слышал, что она выкрикивала — заглушали стук колес товарного вагона и многоголосица. Мои товарищи, облепившие брус с дверей, тоже пытались что-то крикнуть своим родным», — вспоминал Лев Яковлевич.
Курс Муромского училища связи их ускоренный выпуск окончил в пять месяцев. Затем — месячные курсы минных заграждений и особой техники в подмосковном Болшево. Под особой техникой понимались взрывчатые устройства, управляемые по радио. На Воронежский фронт младший лейтенант Брустин отправился командовать спецротой минеров.
Ситуация была сложная. Немцы минировали все, что возможно. Взрыв мог произойти, когда открываешь дверь дома, сдвигаешь мебель, пытаешься поднять тело убитого солдата. Пока, рассказывал Лев Брустин, не научились разминировать со всей возможной предосторожностью, много ребят потеряли.
В будущей гражданской жизни от войны, когда ситуация требовала особого подхода, у него осталась присказка: минер ошибается один раз.
Одно из памятных фронтовых происшествий — как в декабре 1942 года разминировали минное поле на подступах к Воронежу.
«Вдруг слышим, Володя Уткин кричит: „Братцы, помогите! Я держу взрыватель, у меня пальцы немеют!“ А там наледь образовалась, и взрыватель к мине примерз. Володя отогрел его дыханием, сдвинул с места, уже вытащил наполовину, но чеку удержать не смог — пальцы онемели на морозе, ведь минер не работает в перчатках».
Саперы слышали крик о помощи, но сделать ничего не могли. Понимали, что взрыв раздастся уже через секунды.
«За всю свою жизнь не испытал я большего потрясения. Помню до сих пор запах гари от разорвавшейся мины. Позже мы ходили с маленьким ящичком и собирали в радиусе 20-25 метров кусочки того, что осталось от Володи». Проведенное расследование установило, что помочь было невозможно.
Еще из фронтовых будней Лев Яковлевич вспоминал о радиодуэлях, когда немцы гоняли по радио музыку, а в паузах призывали сдаться в плен. Музыка, по его словам, транслировалась замечательная, в том числе и русские мелодии, но сдаваться никто не шел. Вообще за всю войну он вспомнил только один факт, когда видел проявление трусости. Солдата-дезертира показательно расстреляли перед строем. Зрелище было страшное, все-таки человек, но у всех было ощущение, что кара заслуженная.
На Курской дуге минеры Брустина выполняли задачи по минированию переднего края. Потом были форсирование Днепра, участие в разминировании Киева, очистка от мин Львова, Кракова, Германии. Разминирование Вены и Будапешта. И всегда, мы же помним, с ощущением, что сапер ошибается только один раз.
За участие в военных действиях Лев Яковлевич Брустин был награжден двумя орденами Отечественной войны 2-й степени, орденами Красной Звезды, Дружбы народов, награжден медалями «За боевые заслуги», «За освобождение Праги».
В гостях у смерша
Боевой офицер, орденоносец. Конечно, это завидный жених. Но любовь у него была одна на всю жизнь, еще довоенная. В девяностые они с Симой Львовной отметили золотую свадьбу. А знакомы были значительно больше — дружили со школы. Многие молодые люди тогда вели личные дневники. Однажды, как тогда было принято, обменялись дневниками, и узнали, что думают друг о друге. Что именно думали — тоже понятно. В 1946 году они поженились. Лев Яковлевич воспользовался случаем, приехав на краткосрочную побывку домой. Кому-кому, а его учетной специальности работы еще хватало, поэтому в запас не отпускали.
К месту службы в Австрию возвращался вместе с молодой женой. Однако ее через границу не пропустили — не хватало разрешающих документов. Лев Яковлевич отправился дальше, а Сима на квартире у знакомых осталась во Львове ждать недостающих бумаг. Время бежало, документов все не было. Домой она писала маме письма, что у них все в порядке. А что печати на конвертах всегда львовские — так это просто письма передает с оказией, чтобы быстрее доходили.
Сима, даром что невелика ростом, оказалась очень боевой девушкой. Во Львов приехал один из знакомых мужа, который перегонял в Австрию автомобили. Договорилась с ним, и она поехала в Австрию контрабандой. Устроили место под сиденьем, просверлили дырки, чтобы легче дышать, поехали. Все могло закончиться невесело. На месте контрабандистка сразу же угодила в смерш. К счастью, расследование не успело зайти далеко — нужные документы вскоре прибыли.
Бойкая девушка Сима вскоре решила и судьбу мужа. Льва Яковлевича уже направляли на обучение в военную академию. Он и сам особо не был против. Еще до войны мечтал о карьере военного, за полгода до окончания десятого класса, отправлял документы в Ленинградскую военно-морскую академию. Сима же была уверена, что у ее Льва творческие способности. На войне он часто рисовал портреты однополчан, когда просили. Получалось.
Когда расформировывали бригаду, она попросила не направлять мужа в академию, дать возможность демобилизоваться и поступить в художественное училище.Одно из памятных фронтовых происшествий — как в декабре 1942 года разминировали минное поле на подступах к Воронежу.
Так и случилось. В сентябре 1946 года Лев Брустин поступил в Тбилисскую художественную академию. В 1948 году родился сын Яков. Но произошло это уже в Ленинграде. Проучившись год, молодые решили, что для настоящего художника важно еще общение и непосредственное соприкосновение с классикой — быть поближе к музеям и театрам.
Сима Львовна взяла работы мужа, поехала в Ленинград и показала их в художественном училище им. Ленсовета. Работы понравились. Сдав очередные экзамены, Брустин стал студентом театрально-декоративного отделения, которое окончил в 1952 году. Как отличника, его направляли учиться дальше, в Академию художеств. Но надо было кормить семью, и Лев Яковлевич поехал по распределению в Сталиногорский театр, тогда еще Московской области.
Сима Львовна Брустина работала потом инженером в Новомосковске, даже участвовала в проектировании детской железной дороги. Когда переехали в Тулу — поступила на службу в Гипрошахт, потом преподавала в Тульском коммунально-строительном техникуме.
О своем семейном союзе говорила: мы прожили очень насыщенную, очень духовную жизнь.
Самая сложная профессия
Сталиногорск вскоре стал частью Тульской области. Льва Яковлевича пригласили оформить в областном центре спектакль по Островскому. Потом еще пригласили, и еще. А затем предложили переехать в Тулу совсем, где, конечно, было больше творческих возможностей. Лев Брустин стал художником-постановщиком, а затем главным художником театра. За время своей работы он оформил более 150 спектаклей; не только в Туле, но и в Минске, Брянске, Калуге, Рязани, даже в Словакии. Среди самых любимых своих спектаклей называл «Поднятую целину» и «Цезарь и Клеопатра».
Среди его творческих достижений была и цирковая пантомима «Арсенал и щит России», поставленная в 1966 году к 25-летию обороны Тулы.
Работа театрального художника достаточно специфичная. Лев Брустин, например, изучал такой специфический предмет, как театральная живопись. Все декорации к спектаклям пишутся ведь не масляными, а клеевыми красками, поэтому и техника работы особая. Сам он считал, что театральный художник — одна из самых сложных профессий в мире искусства. Он должен быть живописцем и рисовальщиком, знать, что такое сценическое пространство, представлять как в нем будут работать актеры. А еще быть немного инженером, чтобы рассчитать конструкцию станков, лестниц, знать историю искусства, быта, костюмов всех эпох и народов, понимать каждого конкретно актера.
Лев Яковлевич стал директором театра в очень трудные годы, когда завершалось строительство нового здания. Это был первый нетиповой проект театра в стране. Работали над ними московские архитекторы. Лев Брустин консультировал и какие-то предложения вносил сам. Это была его идея, чтобы для четырех муз, которые парят над зданием театра — Мельпомена, Талия, Евтерпа, Полигимния, сделать из черного металла вьющиеся ленты. Это позволило композиционно объединить фигуры муз. Сейчас эта четверка — символ тульского театра.
«С точки зрения технической оснащенности, комфорта для публики и эстетики оформления здание отвечает самым высоким требованиям, — рассуждал в то время в интервью для газеты „Коммунар“ Лев Яковлевич. — Однако принципиальное новшество проекта заключается в ином. До сих пор очертания и размер сцены были величинами постоянными, неизменяемыми. Нынче в распоряжении Тульского театра оказалась круговая площадка, способная посредством небольшой технической операции менять свои контуры и объем».
Его первая персональная выставка прошла в Туле в 1966 году. Тогда она была своеобразным авансом, ведь его профессиональный стаж был еще всего ничего. В 1994 году открылась еще одна выставка. Лев Яковлевич называл ее итоговой — «спектаклей больше не оформляю, в театре не работаю». Не стало его в 1998 году.
