Журналист выступил в Ясной Поляне в рамках «Несистематического курса литературы для всех желающих», который проводится в музее-усадьбе уже несколько лет. Новый проект «Полка» - сайт «о самых важных книгах в истории русской литературы» - только готовится к открытию, которое, как уверяет автор, должно произойти довольно скоро.
На онлайн-платформе, над созданием которой вместе с Юрием Сапрыкиным трудились поэт, переводчик и литературный критик Лев Оборин и книжный обозреватель Елена Макеенко, будут разбираться «главные русские книги», начиная от истоков и до конца XX века. Интересующиеся найдут здесь ответы на самые разные вопросы, касающиеся как истории создания того или иного произведения, так и особенностей языка и стилистики. Целый ряд российских литературоведов, преподавателей, писателей и издателей специально для «Полки» отобрали более сотни книг русскоязычных авторов, чьи произведения, по мнению составителей, являются уже классикой. Как выяснилось, относительно XX века единого мнения на этот счёт в профессиональном сообществе просто не существует.
«АиФ в Туле» записал наиболее интересные моменты разговора о том, как непросто складывается новый литературный канон и чего не хватает преподаванию литературы в школе.
О «чувствах» и «борьбе»
«Где-то с 1922-го по 1927 год никаких уроков литературы в советских школах просто не было. Её растворили в предмете «обществоведение» и те или иные литературные произведения вспоминались лишь тогда, когда необходимо было наглядно проиллюстрировать какую-либо закономерность развития общества – например, закон единства и борьбы противоположностей. А до 40-х годов прошлого века в обязательную программу не входил роман «Война и мир», который появился там лишь во времена Великой Отечественной, заменив собой «Анну Каренину» - произведение, которое в довоенное время в советской школе странным образом наличествовало. Также где-то до конца 60-х – начала 70-х в школе не проходили «Преступление и наказание».
Что интересно, ещё задолго до распада Советского Союза начались принципиальные изменения методики преподавания русской литературы, которая ранее рассматривалась исключительно как некое отражение постепенного формирования революционных идей в обществе: Пушкин, например, классовую борьбу понимал недостаточно хорошо, а Толстой – уже лучше, не говоря уже о Горьком.
Но уже в 80-е годы преподавание литературы начало превращаться в уроки «воспитания чувств», где давались некие образцы отношения и поведения. Как нужно правильно чувствовать и действовать в тех или иных обстоятельствах: в любой непонятной ситуации веди себя как Татьяна Ларина. И никогда – как Родион Раскольников. Последние же существенные изменения, затронувшие образовательную программу, произошли в 90-е. Стало можно говорить о Булгакове, Солженицыне, Платонове, Мандельштаме, Пастернаке. Но после этого времени никаких серьёзных перемен в школьной программе не случилось. И состав классических произведений, который мы знаем сегодня, не менялся уже более 20 лет».
О Ерофееве, Пелевине и Петрушевской
«Чтобы сделать новый образовательный проект, посвящённый русскому литературному канону, нужно задаться вопросом: а мы точно ли знаем, что такое классика? Не имеем ли мы дело просто с исторически сложившимся набором произведений, вошедших в школьную программу по каким-то из причин, примеры которых мы только что привели выше? Чтобы ответить на этот вопрос, мы собрали несколько десятков филологов, преподавателей и издателей и устроили литературные «выборы». Мы попросили их составить произвольный список самых важных с их точки зрения книг. За каждое упоминание произведению присваивался один балл. Получившие более 10 голосов попадали в итоговый список. Так мы получили перечень из 108-ми «самых главных» книг. Цифра эта меня радует. Прежде всего, тем, что у нас не вышло круглое число. Конечно, это произвольный список – мгновенный «полароидный снимок» того, что считают классикой в современном литературном сообществе. Поэтому не удивляйтесь, если этот перечень покажется вам странным.
А надо сказать, что какое-либо согласие по поводу литературного канона завершается примерно на 30-х годах XX века – до этого времени всё понятно и все примерно сходятся на одних и тех же именах и произведениях. А дальше начинается полный разнобой. Например, довольно уверенно в нашем голосовании лидируют несколько произведений модернистской прозы: на очень высоких позициях оказались «Козлиная песнь» Константина Вагинова, «Город Эн» Леонида Добычина, проза Мандельштама. Очень много респондентов выбрали Венедикта Ерофеева – его поэма в прозе «Москва-Петушки» находится в первой десятке нашего рейтинга, где-то рядом с Гоголем и Толстым. Неожиданно много голосов получил Саша Соколов и его «Школа для дураков». При этом в списке нет ни одной пьесы Островского. Но есть Сухово-Кобылин. Если же говорить о современниках, то в перечень попали Виктор Пелевин с романом «Чапаев и Пустота» и Людмила Петрушевская и её повесть «Время ночь».
О чём не скажут на уроках литературы
«Классику не следует принимать как некий образец, которому мы от века должны следовать. Нужно уметь видеть её неожиданность, её странность, её революционность. И дать людям возможность прочитать классическое произведение «как в первый раз», будто бы глазами самых первых её читателей. А это как раз то, что школа и традиционная система образования совершенно не готова нам сегодня предложить.
В школе нам говорят: «писатель хотел раскрыть в таком-то и таком-то образе такие-то черты русского характера». Прямо-таки можно себя представить Льва Толстого, который садится и начинает думать: «так, есть такие-то и такие-то черты русского характера, как бы мне получше их раскрыть?». Якобы писатель для себя что-то понял и чтобы об этом доходчивее рассказать, он придумывает героя, через которого понятое передаёт читателю. Да, такой подход к литературному творчеству тоже существует. Но он далеко не единственный.
В школе очень мало рассказывают о том, как книги сделаны: на уровне языка и структуры произведения. Мне, например, никто не объяснял, что Толстой пишет «периодами» - сложными предложениями с большим количеством однородных придаточных, которые наслаиваются друг на друга. Фраза получается очень тяжёлой, она буквально придавливает читателя, который чувствует её вес. И когда через такую синтаксическую конструкцию Толстой начинает излагать какую-то мысль, она кажется весьма убедительной, ощутимо весомой. Также мне в школе никогда не объясняли, что язык Толстого – сознательно «неправильный», поскольку писатель был против всякой «книжности». Ему нужно было специально сделать изложение немного корявым. Не свести до уровня разговорной речи, но сделать язык как минимум не гладким, чтобы читатель спотыкался. Поэтому если Толстой два одинаковых слова употребляет в одной и той же фразе, это не значит, что у него был плохой редактор, который не заметил этого. Так было задумано. В школе, к тому же, не рассказывают про толстовский приём описания какой-либо ситуации, хорошо известной для большинства, но от лица человека, который ничего в этом не понимает – театральное представление глазами Наташи Ростовой. Благодаря этому приёму разоблачаются украшательства и условности, фальшивый флёр светской изысканности.
Герой Толстого – не есть нечто единое. Есть несколько пластов психической жизни героя, находящиеся в постоянной динамике.
Мы также редко задумываемся о том, что герой Толстого не является носителем какого-то одного целостного характера, пусть даже меняющегося. Герой Толстого – не есть нечто единое. Есть несколько пластов психической жизни героя, находящиеся в постоянной динамике. Человек, как сочетание нескольких потоков: эмоций и чувств, того, как он эти чувства и эмоции сам для себя объясняет, как он это объяснение выражает в словах, как себя оправдывает, как себя осуждает. Исследователи насчитали пять уровней психической жизни героев Толстого, которые автор постоянно отслеживает. Он работал, как гигантский сканер или томограф, просвечивающий своих героев насквозь».
О сталкерах в мир высокой культуры
«Сегодня очень важна фигура экскурсовода – в самом широком смысле этого слова. Дело в том, что, когда человек приходит в музей, консерваторию или какое-то другое место обитания высокой культуры, довольно часто бывает так, что он просто дрожит от страха. Например, от осознания того, что сейчас он станет свидетелем чего-то очень важного и великого, смысл которого, скорее всего, так и останется для него недоступным.
Вообще, мы привыкли думать, что всякая культурная институция – это такое культовое сооружение, в котором держать себя и вести нужно соответствующе. А если смысл и содержание происходящего кому-то непонятны – то это, в общем-то, проблемы только непонимающего. Больше ничьи. Сегодня это отношение меняется.
Конечно, речь не идёт о том, что нужно всех затаскивать в музеи, раздавая перед входом воздушные шарики. А о том, чтобы всего лишь стать доброжелательнее и приветливее. Потому что люди, приходящие в «храм высокого искусства», иной раз так трепещут, что им начинает казаться, что проще уйти отсюда поскорее и никогда не возвращаться. А надо бы их приободрить, окружить теплотой и заботой. Взять за руку, провести по залам и добрым голосом объяснить, что означает зелёный цвет на картине такого-то художника, какова история написания того или иного музыкального произведения, и от чего именно в этой замечательной книге можно получить удовольствие. Снять страх и напряжение по отношению к высокой культуре. Показать, что она имеет к каждому самое непосредственное отношение.
Такие проводники в России, конечно же, были и есть. Для кого-то это Дмитрий Быков, для кого-то таким человеком была Паола Волкова. И если нам, в свою очередь, удастся послужить этой цели, то можно считать, что свою сверхзадачу мы выполнили».
Кто будет читать лекции в Ясной Поляне в 2018 году? 
«Матильда» в Ясной Поляне. Как прошёл показ нашумевшей картины 
Заповедное Пирогово. Заведующий музеем об актуальности «Хаджи-Мурата» 
Вовсе и не о балете. Валерий Тодоровский о фильме «Большой» 
«Скромные герои - фундамент общества». Марио Варгас Льоса о воле писателя