На экскурсию с президентом в дом-музей региональных журналистов и массу столичных не пустили. Не иначе как боялись: натопчут. Вообще, в этот путинский приезд гораздо жёстче работала служба безопасности. Кроме федерального пула СМИ, никто не работал в непосредственной близости к Путину, как это было в предыдущие его приезды.
На «Сплаве» и в Ясной Поляне организовали пресс-центры с телетрансляцией с совещания по оборонке и посиделках с тщательно отобранной общественностью на яснополянской веранде. Экскурсия по оборонной выставке для Путина прошла тоже без присутствия региональных газетчиков. Снять картинку с Путиным разрешили только телевизионщикам.
Однако в путинском пуле был столичный журналист Андрей Колесников, который описал происходящее в доме Толстых.
«Мальчиш-Кибальчиш» Екатерина
«…Она рассказывает про Льва Николаевича; каким он был, - пишет Колесников. - Как старался хозяйничать, растил цикорий, жарил его, чтобы потом продавать, но все время пережаривал… И что свиней тоже пытался разводить, «но свиньи умирали все у него…»
- Но он пытался…- вздыхает Екатерина Толстая.
- Так на что же жил? - спрашивает президент.
- Доход приносило в конце концов литературное творчество…
- И хватало? - то ли с сомнением, то ли с сочувствием переспрашивает президент.
- Нет…- признается она. - И тогда уже продавали лес…»
Толстая показывает на портрет Толстого, рассказывает, как Третьяков заказал Крамскому портрет и как вышло так, что тот написал сразу два…
« - Это очень известный портрет, - замечает Владимир Путин.
- Глаза невероятные! - радуется Екатерина Толстая. - Удивительный взгляд!
- И мощный, - подтверждает президент.
- Хотя сам Лев Николаевич этот портрет не любил…
- Да?.. - с недоверием переспрашивает господин Путин.
Если ему самому понравился, то вряд ли он Льву Толстому мог не понравиться, хороший ведь портрет-то…
- Я так иногда анализирую… - говорит Толстая. - Думаю… У Льва Николаевича была великая потребность в чём-то… в любви, наверное… А вы знаете, что две его тетушки стали его опекуншами?..
И она рассказывает, как это произошло. И как Мария Николаевна стала ему матерью, но не захотела стать женой его отцу…
- Но почему? - Владимир Путин не согласен, он не понимает, почему эта женщина так повела себя.
- Она считала, - задумчиво говорит Толстая, - что любовь - это такой сосуд…
- Могла и выйти… - перебивает её президент, только что погрузившийся, казалось, в какие-то совсем свои мысли…
- Не могла! - возражает Толстая.
- Но почему?
И я вижу, что из неё уже так и рвётся: «Потому!..»
Потому что с ним сейчас говорит Толстая, которая, видимо, знает почему, только и сама до конца объяснить не может».
Не на месте
В кабинете писателя Толстая показывает фотографию кабинета того времени и говорит, что всё здесь сейчас точно так же, как тогда…
«Владимир Путин мельком смотрит на фотографию, рассеянно оглядывает кабинет, а потом безразлично говорит, глядя куда-то в проём двери:
- А столик-то где?
- Какой столик? - с недоумением переспрашивает она.
- Столик… - повторяет он. - На фотографии вот тут столик стоит. А здесь, в кабинете, его нет. Где столик-то?
Она даже не верит, что он это сказал, и даже отступает на шаг и, по-моему, с некоторым даже испугом говорит:
- Да, правда… Переставили столик-то… Вон там он, слева сейчас поставили…
- Не на своем месте… - констатирует Владимир Путин.
- Извините… - шепчет Толстая.
«В следующей комнате она показывает книгу пословиц, которой пользовался Лев Николаевич.
- Видите: не реви раньше смерти! - показывает она президенту строчку в книге.
Президент наклоняется к книге - и вдруг обрадованно поворачивается к Алексею Дюмину:
- О! «Не пугай сокола вороной».
Алексей Дюмин кивает.
- Тебе тоже полезно будет!
Алексей Дюмин перестает кивать.
Но господин Путин на этом не успокаивается:
- Возьми на вооружение! Это тебе хороший предвыборный лозунг будет!
Алексей Дюмин улыбается, но осторожно. Он-то, как никто другой, понимает, что Владимир Путин не шутит. Потому что, как никто, понимает, когда он шутит».