Во время встречи, которая состоялась в музее «Тульские древности», впервые прозвучала новая поэма Елены, посвящённая князю Дмитрию Донскому и княгине Евдокии Московской. Русские летописи сведениями об их взаимоотношениях не изобилуют, чего нельзя сказать, например, о другой княжеской чете - Петре и Февронии Муромских. Тем не менее, как считает поэтесса, семейная история одного из главных героев русского военного пантеона важна не только для понимания эпохи Куликовской битвы, но и в качестве ориентира для современников - как минимум нравственного.
О «кремлёвских жёнах» и скандинавских рунах
Поэму Елены Хафизовой «Димитрий и Евдокия» к произведениям массовой культуры при всём желании причислить не получится - слогу искусно придана летописная старинность, часто стихи дословно воспроизводят «Сказание о Мамаевом побоище», композиция построена по музыкальному принципу контрапункта. Сюжетная канва произведения исторически достоверна - при работе над поэмой Елена сверялась с трудами Антона Горского, Льва Гумилёва, Николая Карамзина. В этой связи тем интереснее для себя узнавать, что совершенно другого поля деятельности автор - Лариса Васильева, написавшая серию очерков «Кремлёвские жёны», посвящённых судьбам женщин - жён вождей, - гораздо более любой другой исследуемой ею семейно-исторической перипетии вдохновлялась историей князя Дмитрия Донского и его супруги и сподвижницы. «Поразительно, что в эпоху, когда княжеские браки совершались по династическим, а не романтическим соображениям, Евдокия вышла замуж по любви», - пишет Васильева - автор, бесспорно, сугубо «массовый».
А если к теме обнаруживается интерес таких «полярных» сочинителей - это как минимум что-то значит. Например, то, что рассказ о князе и княгине способен вызывать не только профессиональный интерес - скажем, филологов или историков. Но и самый что ни на есть насущный, житейский. В конце концов, учёные - тоже люди.
«Научные сотрудники также являются частью человечества, - улыбается Елена Хафизова. - И им нужна своя поэзия, которой они ждут и которой хотят восхищаться. Люди интеллекта не должны поддаваться атакам масс-культуры на свои бастионы - знание, традицию, книжность. Готовясь к написанию поэмы, я обстоятельно изучала летописные тексты и исторические труды. Поэма снабжена краткими историческими примечаниями, а также индексами по строфам - так оформлялись античные тексты. Что касается архаизмов в риторике и лирике, то они для меня естественны, и я считаю, что современная русская литература так же не может существовать без них, как и без православия.
Прежде я сочиняла стихи о скандинавских рунах - и преобладание этой тематики создавало дистанцию между мной и моей аудиторией. Я очень люблю форму афористичного катрена, или шестистишия с двумя заключительными строками-резюме. Все такие короткие произведения я распределила по 24 главам своей единой «Книги Рун», потому что руны - идеальный способ систематизации любого материала.
Вообще, короткие стихи превосходны для зрительного восприятия и отлично подходят для риторики - придают весомости звучащим аргументам. Но - не для декламации. При чтении вслух серия катренов звучит дробно. Теперь я настроена на создание обширных поэм, а все мои интересы сосредоточены на отечественной истории и агиографии (Жития святых. - прим.ред.).
О нетерпении, Набокове и Сартре
Я начала сочинять стихи с раннего детства, это всегда казалось мне лучшим на свете занятием. Мои детские сочинения побеждали на разных городских конкурсах, а когда после школы я поступила на филологический факультет ТГПУ, наш выдающийся филолог Виктор Семёнович Камышев говорил, что я «самый умный человек, которого он встречал». Конечно, он имел в виду не объём знаний, а свойства ума - «оригинального и быстрого».
Но наши недостатки - продолжение наших достоинств, и именно эта быстрота и нетерпение стали причиной того, что я сменила несколько факультетов и учебных заведений. До сих пор считаю уход с филфака самым безумным поступком в своей жизни.
Кстати, в то время, как и большинство ровесников, я тяготилась изучением старославянского языка. А Набоков был единственным русским прозаиком, которого я читала. Воображение тогда заполонили Сартр, Камю, Хаксли, Апдайк, Фаулз и другие авторы Европы и Америки. Перечитывая эти книги четверть века спустя, я вижу в них источник многих своих ошибок.
О Гессе и рукописном молитвеннике
По окончании вуза я несколько лет посвящала исключительно чтению художественной литературы немецкого романтизма - сначала со словарём, а потом совсем свободно. И до сих пор романтизм - моё любимое направление в искусстве. Мне не было и трёх лет, когда я услышала от мамы сказки Гауфа, и до сих пор с радостью перечитываю Гофмана и Гессе. С представителями русского романтизма я также познакомилась очень рано и люблю эти книги всю жизнь.
Однако следующим этапом стало для меня изучение агиографической литературы и церковнославянских текстов. Я люблю их и верю в силу древних молитвенных слов. У нас в доме хранится славянское Евангелие 1907 года и тетрадь с молитвами, написанными от руки моей прабабушкой Пелагеей Дмитриевной, певчей церковного хора, матери четырёх детей и вдовы солдата Ивана Ивановича Чиненова, рождённого 7 июля 1907 года и наречённого в честь Иоанна Крестителя. Прабабушку после войны звали замуж, но она отвечала: «Нет! Может быть, мой Ванечка жив!», потому что прадед долгое время считался пропавшим без вести - и только в 90-е нашлись документы о его героической смерти в разведроте под Москвой.
До сих пор романтизм - моё любимое направление в искусстве.
Один из главных эпизодов моей поэмы - спасение княгини Евдокии в Переславле-Залесском - протекает на родине другого моего прадеда, Николая Алексеевича Дыбцына, отца 10 детей, в возрасте 53 лет ушедшего на фронт и погибшего под Тверью. Все его сыновья, братья бабушки, на войне показали себя героями. А мать и сёстры молились за них в церквях, построенных княгиней Евдокией. В этом городе были крещены 10 из детей Евдокии и Димитрия.
7 июля родился и мой папа Вячеслав Васильевич Тижанин. С 1382 года до революции в день Иоанна Предтечи жители Переславля-Залесского спускали лодки на Плещеево озеро, однажды спасшее великую княгиню.
Я приписываю святым молитвам и небесному заступничеству наших праведных предков всё своё счастье.
О совместном творчестве
В 2014 году произошло главное событие моей жизни - встреча с Олегом Хафизовым, писателем и переводчиком. В 2015 году Олег подарил мне свой лучший роман - «Дуэлист», продолжение книги «Дикий американец» (2007). Обе книги написаны восхитительным языком лесковских романов.
В феврале этого года мы с мужем написали пьесу в стихах «Дикий американец». Это наше второе общее произведение. Первое - дочь Феодора Олеговна!»
Переиграть Мамая. Как Дмитрий Донской одолел более сильного противника 
Легенда 1380. 10 фактов о Куликовской битве 
Дмитрий Донской и «Бедная Лиза». История Симонова монастыря