Сегодня, 20 января, спектаклем «Забыть Герострата» Тульский академический театр будет чествовать своего юбиляра. Ведущему актеру труппы Виктору Ананьину исполнилось 80 лет. Tula.aif.ru пообщался с юбиляром.
То, что мы делаем, это работа
Сергей Гусев: Виктор Васильевич, вы приехали в Тулу 20 лет назад, и у вас сейчас по-прежнему хорошие роли, вы активно заняты в репертуаре. В ваш бенефис дают «Забыть Герострата», а мог бы быть, например, «Отец Сергий», где вы играете Степана Касатского.
— Специально я спектакль не выбирал. Какой предложили, я согласился. А вообще для меня самого удивительно, что вот так сейчас все складывается. Я не кокетничаю сейчас.
— В Туле как быстро освоились?
— Тула — хороший город. А последние годы, когда за него взялись, просто красавец стал. Когда я приехал тут и дороги были не те, что сейчас, и вообще внешний вид не очень. Обыкновенный российский город. Я сам-то рязанский. В Рязани то же самое.
— А с Тулой что-то связывало?
— Моя мама родом из Тульской губернии, из деревни. Вспоминала о своем детстве, как убегали от красных. Мы, говорит, едем, а у них четыре сестры, четыре девки, как она говорила, и отец. Я однажды отпустил бороду, она: ой, дед Устин. На деда я похож. Так вот едут они на телеге, а тут всадники на конях, с красными звездами. Тогда же и не разбирали кто и зачем едет. Могли просто лошадь отобрать. Отец говорит: девки, ревите! Мама вспоминала — мы как пошли реветь! Эти покрутились, покрутились, сказали «Да ну!», и ускакали.
— В Рязани кто-то остался у вас?
— Уже нет. Сейчас и Рязань изменилась тоже. Я приезжаю, там ведь могилы родителей там. Навещаю их каждый год. В Туле до сих пор на съемной квартире живу. Но тут не от жилья зависит. Когда приезжаешь в какой-то город, ты ведь не жить приезжаешь, работать. Как принято говорить высоким штилем — служить. А служить мне комфортно. Я принял театр, труппу, и город я принял. Разница ведь с небольшая с Рязанью. Особо-то и привыкать не надо было.
— Как все-таки правильнее — служить или работать? Служить — как-то вычурно.
— Вычурно. Это раньше старые актеры говорили — я служил там-то. Служить искусству. Да, служить. Внутренне — служи, пожалуйста. Но то, что ты делаешь, это все-таки работа. В принципе, тяжелая работа.
— Вы прям физически устаете?
— В основном, когда идет сложный репетиционный процесс, разбираешься в материале. Надо понять, что это за персонаж, откуда он взялся, что у него за психология, мировоззрение. Иногда не все сразу получается. Когда не получается — в процессе проб, репетиций, тут усталость есть.
— На улицах в Туле вас часто узнают?
— Узнают. А куда денешься? Можно начинать кокетничать — да нет, да что вы, это не я. Проще сказать да. Мне улыбаются, говорят какие-то приятные слова. Потому что если я кому-то не нравлюсь, меня же не будут останавливать, здороваться. Это достаточно приятные эмоции.
Немцам мы помогали картошку убирать
— Вы ведь уехали в 17 лет поступать даже не в Москву, а в Ленинград, в Государственный институт театра, музыки и кинематографии. Почему именно туда?
— Так было проще. В Ленинграде сестра жила.
— Получается, вы даже не в общежитии жили, когда учились?
— Сначала у сестры, потом в общежитии. Но я год отучился, и меня забрали в армию. Три года отслужил, и вернулся на первый курс.
— Где проходили службу?
— В группе советских войск в Германии. Сначала в Дрездене, потом в Карл-Маркс-штадте.
— Как складывались отношения с местным населением?
— Очень благожелательно. Местное население не очень жаловало сверхсрочников. А с нами, с рядовыми, очень даже все было запросто. Рядом с нашей частью горка была, ребята на санках катались. Мы выходим, они нам кричат: «Камрад, ком». Давали нам санки, мы на этих санках вместе катались. Мы даже ездили, помогали им картошку убирать.
— А войска-то какие?
— Зенитная артиллерия.
— Как у вас с тех пор со слухом? Есть известные киноактеры, которые даже во время съемок военных фильмов умудрились проблемы со слухом на всю жизнь получить, когда пушка рядом стреляла.
— Просто рот надо во время выстрела открывать, тогда ничего. А так удар с двух сторон идет на перепонки.
— После трех лет в армии тяжело было опять включаться в учебу?
— Наоборот, легче. Во-первых, я с первого курса начал. Пришел к тому же педагогу, у которого уже учился. Он как раз набирал курс. Нас двое было после армии. Еще парень из Минска приехал, к тому же снявшись уже в фильме. Вы можете его знать, он играл Метельщика.
— В фильме «Город мастеров»?
— Да, горбун. Жора Лапето. Царствие небесное, его не стало недавно. Мы с ним договорились — каждый день придумывали этюды, импровизировали. Это очень помогло в дальнейшем на сцене. Момент импровизации — он самый ценный. Я всегда сравниваю наше искусство с искусством художника. Мы, артисты, это краски. Когда художник, он же режиссер, пишет большое полотно сначала ищет персонажей, делает этюды. И у нас то же самое.
— Но у вас с кино романа не сложилось?
— Я совсем немного снимался.
— А вообще кино смотрите? «Слово пацана», например.
— Я посмотрю. Интересно. Но я за собой стал замечать, что настоящее кино очень сильно цепляет за душу. А у меня по человечески уже просто нет сил переживать. Наверное, это признаки возраста.
Актерская сущность — дурака повалять
— У вас ведь большая часть жизни связана еще и с Ереванским русским драматическом театром.
— 25 лет. Причем лучших — с 1970 по 1994-й. Помню, приходили разные комиссии, принимали наши спектакли. «Утиную охоту» или «Гнездо глухаря» Розова во многих городах закрывали, а у нас спокойно прошли. Какие-то были намеки на власть у Рацера и Константинова в «Сказке о любви», где король то с рогами, то без рог, то не совсем все понимает. Это тоже прошло. Создатель театра Александр Григорян — великолепный режиссер, тоже недавно ушел. Я считаю, мне посчастливилось тут работать. Сейчас, когда на платоновский фестиваль в Воронеж ездили, я встретился с ребятами из Ереванского русского театра, с нынешним художественным руководителем Кареном Нерсесяном, который в мою бытность ставил в нашем театре спектакли в качестве дипломника. Он сделал два спектакля, я в них участвовал. Они молодцы большие, сохраняют ту планку, которая была у театра при Григоряне.
— Отец Сергий — это ведь постаревший герой-любовник. Тоже ваше амплуа, кажется.
— У меня Ставрополь начался с Родольфа в «Мадам Бовари». Главным режиссером тогда был Алексей Александрович Малышев, мы с ним встретились потом и в Туле. Он Моэма любил, очень хорошо его делал. Вот там я чистый герой-любовник. Как, например, в «Женском постоянстве», которое Малышев ставил в Туле.
— Роли героев-любовников — это же особая ответственность перед зрителем.
— Когда ты получаешь интересный материал, всегда думаешь о том, как он тебе ляжет. Одной краской нельзя играть. Еще незабвенный Константин Сергеевич Станиславский говорил: если играешь злого, ищи, где он добрый и наоборот. Это уже вопрос подготовки к роли.
Я вообще пришел к выводу, что зрительский интерес не зависит от материала. Если ты зрителя зацепил, ему нравится, он проявляет определенный интерес. Если не нравится — ни материал, ничего не помогут. Зависит в первую очередь от того, как ты работаешь. И очень многое — от режиссера, от того, как он подбирает краски, выстраивает тот или иной персонаж. Есть режиссеры, которые знают, на что актер способен. А есть те, которые просто начинают натаскивать на роль. Из этого, как правило, ничего хорошего не получается. Роль выстраиваю я сам, но режиссер мне дает коридор — от и до. В этом коридоре что угодно можешь можно делать
— Вы же играете сейчас и комедийные роли, не только драматические. Так всегда было?
— Всегда. Я с одинаковым удовольствием играю костюмные вещи, сказки, комедии — там, где можно подурачиться. Актерская сущность такая — дурака повалять. Никогда не определял для себя, что буду только одно это играть. «Знойные мамочки» — тоже интересно, зритель любит. Казалось бы, «Веер леди У.» у нас идет уже тринадцать лет, мы сыграли 86 спектаклей. Но он по-прежнему в золотом запасе. И до сих пор мы его играем, полный зал народа.
— Зритель вообще любит такие истории. Кажется, достаточно надеть смокинг, и точно будут ходить.
— Дело не только в смокинге. Там душещипательная сюжетная линия, определено, что хорошо, что плохо. Зритель у нас хороший. Просто не надо кормить его всякой всячиной, не идти на поводу. Нам все время кажется, что если мы не развеселим зрителя, он не придет. Придет! На хороший спектакль обязательно придет. Пока делался спектакль «Отец Сергий», мы все думали — будут ходить или не будут, примут его или нет. Приняли.
Театр по большому счету зависит только от качества спектакля. А хороший спектакль — это искусство. Он как картина мастера. На нее стоишь и смотришь. А есть спектакли, которые и по материалу, и по исполнению можно сравнить с ковриками, которые раньше продавали на рынке. Знаете, где лебеди, русалки. Ведь их тоже кто-то рисует. Я всегда думаю — вот этот спектакль, он какой? Произведение искусства или коврик с русалкой?
