Какая боль. Переводчик Борхеса – о мормонах и «аргентинском пролетариате»

«Жуткая вещь»

«Живёшь в деревне и получаешь со всех концов, как по сходящимся радиусам, сведения о самом дорогом для тебя, то есть о движении – о положительном и отрицательном…», – приводит слова классика Валентин Булгаков в «Дневниках секретаря Льва Толстого». Из всего потока этого эпистолярного изобилия сохранилось немало писем из Испании и стран Латинской Америки. К Толстому обращаются учёные, врачи, общественные деятели, молодые мамы. Спрашивают совета, выражают восхищение, делятся личным. 

Первые прижизненные переводы Толстого на испанский были сделаны с французских изданий. Переводчик Александр Казачков как никто другой знает, что такое межъязыковые игры. В минувший уик-энд он рассказал об этом в яснополянском ДК на мероприятии, посвящённом магическому реализму – центральному для латиноамериканских прозаиков XX века художественному методу, в котором сочетаются повседневность и миф, обыденность и мистика.

Александр Казачков переводит русско-испанские правительственные переговоры, ответственен за синхронную трансляцию мероприятий Института Сервантеса в Москве. Казачков увлечён аргентинской культурой. Он перевёл на русский детектив «Модель убийства» Хорхе Луиса Борхеса и Бийоя Касареса. 

–  Стилистически – это жуткая вещь, –  делится Александр Израилевич. – Я вам не советую её читать. Особенно в моём переводе (есть ещё и другой, вышедший в 2001 году под названием «Образцовое убийство» - Авт.). Когда я взялся за эту книгу, Борхеса уже достаточно хорошо использовали российские издательства. Перевели практически всего. И искали, что осталось нетронутым. Нашли этот текст. А потом я им попался под руку. И согласился. И намучался, как никогда. 

Аргентинская «феня»

Александр Казачков рассказывает, что на его письменном столе не помещались словари, используемые при работе. Латинский, английский, французский, итальянский, немецкий, десять испанских. Было и несколько словарей лунфардо – «пролетарского социалекта», образовавшегося на стыке испанского и итальянского. На этом жаргоне говорили прибывшие в Аргентину в 1880-1930 годы мигранты. Несмотря на введение массового образования в стране во второй половине XX века, лунфардо повлиял на аргентинский вариант испанского языка. Это нашло отражение и в вышеназванном романе «Модель убийства». 

Переводческий эгрегор

В лунфардо одни испанские слова заменяются другими: вместо robar («грабить») – afanar, вместо cerveza («пиво») – birra. Могут переставляться слоги: gotán вместо tango («танго»), jermu вместо mujer («женщина»), sope вместо peso («песо»). 

«Самую большую проблему перевода создаёт игра слов», – говорит Казачков. 

Скажем, в речи одного из героев произведения Борхеса используется morfón («обжора» на лунфардо), которое в ходе диалога обыгрывается как mormón («мормон»). Как передать это на русском? На «выходе эксперимента» получилось следующее:

– Не заглатывай весь провиант, ишь, налетел, как муссон. – Муссон? – загадочно отреагировал Жамбоно Фингерман. – Муссон? Скорее – масон или даже мормон!

Впрочем, у Александра Казачкова есть опыт перевода с русского на испанский как минимум ещё одного очень специфического текста. Это «Роза мира» Даниила Андреева. Произведение изобилует неологизмами: игвы и раругги, шрастры и уицраоры, затомисы и синклиты, многострадальная брамфатура Шаданакара…

«Перефразируя Толстого, можно сказать: «Счастливые переводчики счастливы одинаково», – иронично отзывается Казачков о своей работе. 

Переводчик выступил в яснополянском ДК в рамках совместного проекта толстовского музея и культурного отдела посольства Аргентины.

Смотрите также:

• По-толстовски скромно. В Ясной Поляне завершился фестиваль «Сад гениев» →
• В Туле откроется выставка экстравагантного дизайнера Игоря Гуревича →
• А Геракл-то - русский! →