Герман Галынин – человек удивительной, очень характерной для своего времени, и в то же время трагической судьбы. В Туле есть школа искусств имени Галынина. Но очень мало людей, которые могут сказать, что же это был за человек. 30 марта исполняется сто лет со дня его рождения.
Худощавый мальчик с большими ушами
Герман Германович уникален еще и тем, что он – дважды лауреат Государственной премии. Причем второй раз – уже после смерти в 1966 году. Но из-за неудобной своей биографии писали о Галынине в советское время крайне неохотно. Едва ли не первая публикация в Туле случилась больше, чем спустя пятнадцать лет после его смерти.
Известно, что родился Герман Галынин был четвертым ребенком в семье. Сначала умер отец – рабочий оружейного завода, потом мать. В семилетнем возрасте он стал обычным для того времени беспризорником. Причем, в уже достаточно благополучном 1929 году. Это, конечно, очень страшно – в таком юном возрасте почувствовать свою ненужность для окружающих.
Но в 1931 году он сам пришел в детский дом имени Ленина на Гоголевской улице. Как сам потом вспоминал, здесь просто было тепло, и хорошо кормили. Детдом имени Ленина к этому времени был одним из самых благополучных в городе. За счет шефов оплачивался даже дополнительный штат – кастелянша, прачка, и, что оказалось важно, учитель пения. Летом его воспитанники выезжали на дачи.
Здесь, в детдоме, Галынин впервые услышал игру на рояле. Это очень впечатлило мальчика; тем более, что музыка к этому времени уже была одной из форм его общения с окружающим миром. Герман научился играть на рояле, а потом и на всех инструментах самодеятельного оркестра. При этом Герман оказался многосторонне талантлив – играл в драмкружке, хорошо рисовал.
«Худощавый мальчик с большими оттопыренными ушами, одетый в помятый пиджачок и сатиновую рубашку», – так выглядел он во времена детского дома.
Друг Германа по консерватории, композитор Карэн Хачатурян рассказывал, что Галынин, обладавший фотографической памятью, до мельчайших деталей воспроизводил не только картины беспризорного, а потом и детдомовского быта, но очень гордился, что в период раннего становления был окружен замечательными людьми. Как он сам говорил, чисто звучащими в его душе в течение всей жизни. Герман, настрадавшийся в детстве, вообще как-то по особенному светло относился к людям, принимавшим участие в его судьбе. Руководителя детского народного оркестра Ивана Михайловича Мальцева, к примеру, называл «самым первым, самым лучшим учителем».
В консерваторию прямо с фронта
Летом 1937 года Мальцев повез своего воспитанника в Москву. В музыкальном техникуме ушастый воспитанник детдома не приглянулся. Тогда Мальцев договорился, чтобы Германа послушал выдающийся педагог своего времени, профессор Московской консерватории Способин. И он действительно оценил. Сказал: «Это дарование». Благодаря его протекции Галынина приняли на композиторское отделение того же Музыкального техникума при Московской консерватории.
Здесь, в Москве, ярко проявился характер Германа, жажда учиться и познавать. За несколько месяцев он изучил Москву так, что знал о ее истории и достопримечательностях больше некоторых коренных москвичей. Через два года после начала учебы приехал на каникулы в Тулу и подарил учителю Мальцеву тетрадь с нотами сочиненного им «Испанского танца». Через несколько дней ее исполнил оркестр тульского дворца пионеров, которым руководил Мальцев.
Когда началась война, Галынин одним из первых среди студентов консерватории ушел добровольцем на фронт. В армии его отправили руководить художественной самодеятельностью и выступать с концертной бригадой по воинским частям. В консерваторию вернулся только в 1944 году.
«Был у меня добрый друг Герман Галынин, – вспоминал руководитель Московского камерного оркестра Рудольф Бершай. – Он пришел учиться в консерваторию прямо с фронта. Демобилизовался и явился в солдатских обмотках, в шинели на композиторский факультет, стал учеником Шостаковича. Вскоре вся консерватория знала, что учится новый гений».
Галынин женился – его избранницей стала музыковед Наталья Шумская. В 1950 году у них родился сын Дмитрий. За ораторию «Девушка и смерть» по романтической поэме М. Горького и оркестровую «Эпическую поэму» в 1951 году он был удостоен Сталинской премии.
Музыка Галынина известна и сейчас. В ней много народных мотивов и встречаются мелодии, которые композитор впервые услышал в городах и селах Тульской области. В 2012 году в Малом зале Московской государственной консерватории имени П.И. Чайковского прошел концерт, посвященный 90-летию со дня рождения Галынина. На его фортепианных пьесах для начинающих до сих пор учат детей музыке.
Это невосполнимо
В 1951 году в судьбе Германа Галынина случилась трагедия – ему поставили диагноз шизофрения. О том, что послужило толчком к этому, достоверно неизвестно. Была, например, версия, что сказалось бродяжничество, и после получения Сталинской премии он стал бояться, что ее украдут Даже спал с топором под подушкой.
Однако близкий друг композитора Борис Чайковский считал, что это бесстыдный вздор. Галынин вообще был аскетом и легко расставался с деньгами, раздавал их нуждающимся и даже незнакомым людям.
Более вероятно, что сказались потрясения, пережитые им во время учебы. В 1948 году началась травля Шостаковича за формализм, и Галынин переживал все случившееся с учителем как свою личную трагедию. Во время одного из собраний, когда со сцены в очередной раз начали поносить Шостаковича, Галынин схватил стул и бросился драться с обидчиком. Еле удержали.
В конце концов, со слов дирижера Рудольф Баршая, все закончилось тем, что Галынин, несмотря на холод, без пальто и шапки, вошел на Центральный телеграф и громко закричал: «Сталин и Жданов — убийцы!» Его тут же схватили, и на несколько лет Галынин оказался в сумасшедшем доме. Вся его последующая жизнь – мужественная борьба с постигшим недугом. В редкие периоды, когда чувствовал себя хорошо, он продолжал писать музыку.
Профессор московской государственной консерватории им. Чайковского Ю. Абдоков передал рассказ товарища Галынина Николая Пейко: «Никогда не забуду один вечер. Герман о ту пору был в больнице, мы его часто навещали. Стемнело. Вдруг раздается звонок. Открываю и вижу на пороге Германа – в больничном халате, без обуви. Мы с Ириной обомлели – ему как-то удалось сбежать из больницы. От соседей звоню жене Галынина – Наташе. Там уже всполошились, и просят всеми силами задержать беглеца до утра. Помыл и переодел Германа, который был кроток как младенец. Тем вечером мы разбирали фотографии, на столе было много снимков и альбомов. Герман попросил посмотреть их. И вдруг из множества фотографий он выбирает одну и долго всматривается в нее, не выпуская из рук. Фотография улыбающейся девочки в гимназической форме. Позже Ирина сказала мне, что это был фотопортрет подруги детства из известной аристократической семьи, сделанный в счастливые для нее времена. Много позже она ушла из жизни по собственной воле после ареста и гибели всех родных в тридцатые годы. Что он увидел в глазах этой несчастной? Ночь показалась очень длинной. Утром позвонила Наташа и сказала, что машина уже выехала. Но как сказать об этом Герману? Предложил прогулку в Центральном парке, где в прежние времена мы часто бывали. Уже в машине Герман понял, что едем в больницу, но вел себя очень тихо, безропотно. И только когда за ним захлопнулась, громко лязгнув, решетчатая дверь больничного бокса, он обернулся и тихо произнес: «Коля, а как же парк? Мы пойдем туда?» Я попытался сказать что-то ободряющее. Смерть Галынина была воспринята мной как большое горе. Это невосполнимо – и в музыке, и в жизни».