Елена Батуева выиграла суд, где отстояла права незрячих туляков, которым предприятие пыталось урезать зарплату и увеличить план производительности. Цена вопроса – 500 рублей. Смешно?
Десять лет назад, в 33 года, из-за врачебной ошибки Лена потеряла зрение.
Свет в оконце
Елена Батуева: Мои родители с Урала. Их, как и многих отправили строить металлургический завод в Узбекистане, там я и родилась, отучилась, вышла замуж, родила ребёнка. Решила поправить здоровье – были высыпания на теле. Зрение было стопроцентным. Меня отправили к дерматологу, которая прописала мне сильный коктейль из различных препаратов.
Реакция была страшной – организм сошёл с ума. Зрение упало моментально – глаза как будто покрылись плёнкой. В результате я попала в реанимацию. Вся слизистая, которая есть в организме – на почках, печени – была повреждена. С меня трижды сходила кожа. Любое прикосновение было пыткой. Долгое время врачи говорили, что зрение вернётся и надо подождать, но каждый день я просыпалась и ничего не видела. А мне хотелось жить, как раньше. Порой оставалось лишь желание забиться в уголок и умереть. Помню, как ко мне на причастие пришёл батюшка. Пока он причащал меня, в голове родилась картинка. Я увидела свою могилу, а рядом с ней – своего семилетнего сына. Тогда я поняла, что должна жить, пока не подниму ребёнка на ноги.
Мне помогли родные: любящая мама, не отвернувшийся от новых обстоятельств муж и подрастающий сын.
Когда всё это случилось, я сказала мужу: «Если ты уйдёшь, я всё пойму». Он ответил: «Я с тобой до конца». Для него это было настоящее испытание. Он оказался в другом мире, где ему приходилось думать обо всём и делать всё. Я начала летать вместе с сыном в Москву на лечение, мы не виделись по несколько недель и часами говорили по телефону. Доходило до того, что я рассказывала, как сварить суп или рис, потому что раньше за готовку отвечала я.
Антонина Позднякова, «АиФ в Туле»: Как родилась такая настоящая любовь?
- Мы познакомились на работе. Долго присматривались, гуляли, ходили в гости друг к другу. Он был большой, сильный, но стеснительный.
Через три года после знакомства мы расписались. Я поняла, что он меня любит. Когда мужчина любит, он сделает всё ради семьи и своей женщины. Я действительно нахожусь за мужем.
- Вашему сыну сейчас 17 лет, как он переносил случившееся?
- Быстро повзрослел. Его уже с юных лет коснулись взрослые проблемы, о которых обычно дети не задумываются. Без его помощи я не могла сварить картошку – посмотреть, сколько воды в кастрюле или прочитать квитанции за коммуналку. Сейчас он заканчивает школу и мечтает стать лётчиком.
Должна справиться сама!
- Частично зрение к вам вернулось?
- Я различаю цвета – тёмные и светлые оттенки. То есть я знаю, что летом трава – зелёная, а асфальт серый - пойдёшь по серому, значит по дороге. Зимой дорожки посыпают – идёшь по коричневой дорожке. Со временем маршрут запоминаешь, но мозг постоянно находится в работе, нельзя расслабить на улице, потому что иначе можно упасть или споткнуться. Но трость в руки я не могу взять. Просто не готова к этому психологически. Думаю: возьму в руки палочку, и все люди будут обращать на меня внимание. Я так не могу. Я должна справиться со всем сама.
- А как же доступная среда, которую несколько лет создают в городе?
- Мне кажется, что отголоски доступной среды у нас в городе есть только для колясочников – отсутствие бордюров, наличие пандусов. На улицах Максима Горького, Демонстрации положили тактильную плитку – хорошо, но здесь же, на переходах, установили полусферы, которые для слепых и слабовидящих – просто катастрофа. Они сливаются по цвету с асфальтом, и мы просто на них натыкаемся – это травмы, ушибы, содранные колени и порванные брюки. 
А вот жёлтые полосы на лестницах, зебрах, на дверях – это большое подспорье для нас. Контрастные цвета помогают ориентироваться.
Отдельная история – общественный транспорт. У нас 21 автобус, который идёт до предприятия слепых, хотелось бы на нём видеть какой-то отличительный знак, потому что люди на остановках не всегда бывают отзывчивы и говорят, какой автобус подъехал.
Не особенно разговорчивы бывают и кондукторы с водителями. Спрашиваешь «какой номер автобуса?», а в ответ «Там всё написано!» Бывает и так, что кондуктор не сдвигается со своего места, а ты её не видишь, чтобы оплатить проезд.
Но в Туле есть библиотека для слепых. Это настоящее место, где люди любят свою работу и понимают, для кого они там находятся. Туда заходишь и чувствуешь заботу, уют. Каждую неделю там организуют различные мероприятия, что помогает общаться друг с другом и не чувствовать себя обособленными от мира.
- Получается, люди у нас не готовы принимать тех, кто отличается от них?
- Пока не готовы. В этом плане наиболее отзывчивы представители старшего поколения. Они подскажут, помогут, поговорят. Молодёжь постоянно куда-то торопится и, конечно, им не до проблем других. Печально то, что даже когда ты просишь помощи и объясняешь свою ситуацию, далеко не всегда готовы помочь. Например, был случай, когда мне срочно надо было положить деньги на карту, сына рядом не было, я обратилась к женщине, но та отказала и стояла за мной, смотрела, как я мучаюсь.
- Как такое отношение можно изменить?
- В школах вместе должны учиться разные дети – и слабо видящие, и колясочники. Ребёнок должен понимать, что люди бывают разные, но это не делает их хуже или лучше. Это развивает и умения сопереживать, и желание помогать.
Однако пока у нас к этому не готовы ни сами школы технически, ни педагоги, ни родители. Ведь ребёнок всё несёт из дома. И если в детстве его мама из песочницы забирала со словами «не подходи к этому мальчику, он больной», то в сознании ребёнка этот мальчик так и останется чем-то опасным.
Работа или рабство?
- Вы устроились на работу…
- Да. Привозят пластиковые сантехнические изделия, а мы на них клеим штрих-коды, а также размер детали. Нудная, монотонная работа длится семь часов. Система оплаты – сдельная.
Условия спартанские – и времени адаптацию тебе просто не дают. Если ты, как робот, не выполняешь всё с первого раза, то начинается «прилюдная порка». Отсчитывают при всех, указывают на недостатки, сравнивают. Это психологическое давление. Его не многие выдерживают. Я сразу дала отпор. Нельзя издеваться над инвалидами!
- Почему только вы дали отпор?
- Большинство работников – инвалиды по зрению с рождения. Они росли, ощущая себя одинокими, возможно, привыкли к тому, что люди относятся к ним подобным образом, для меня же это дико. В сознании даже здоровых людей есть мысль: «Будем терпеть, всё равно ничего не изменится».
- Как вы дошли до суда?
- Нам объявили, что выработка у нас поднялась на 20%, а расценки понизились на 4%. Разница для нас ощутима – 500 рублей – это проездной мне на месяц.
Мы пытались объяснить руководству, что это неправильно и так нельзя, но… пришлось судиться.
Эти месяцы стали для меня и моих близких новым испытанием – я обращалась в трудовую инспекцию, в прокуратуру, к президенту, писала посты в соцсетях. Многие не верили, что будет толк, на работе был жесточайший прессинг после каждой публикации и каждого звонка, но со мной рядом была семья, и я знала, что отступать нельзя!
В ноябре суд признал этот приказ незаконным. Наша первая победа стала лучом надежды, что справедливость в нашем мире возможна. Что будет дальше – не знаю, но хочется верить, что у этой истории будет счастливый конец.
