На премьере мюзикла «Шагреневая кожа» в Тульском академическом театре драмы побывал один из авторов пьесы – Михаил Марфин. Мы поинтересовались у звездного КВНщика мнением об увиденном, жанре мюзикла как таковом и, конечно, поговорили о смене поколений в клубе весёлых и находчивых.
Идеальный сюжет
Сергей Гусев, tula.aif.ru: Михаил Наумович, авторы всегда с особым пристрастием следят за воплощением своих произведений. Что скажете о тульской постановке?
Михаил Марфин: Совсем недавно я видел премьеру этого спектакля на Кузбассе, в Кемерово. Но там был музыкальный театр, понятное дело, что голоса более поставленные и хореография более качественно исполнена. Но в Кемерово артисты более музыкальны, в Туле – более драматичны. И при этом достаточно хорошо поют. Тем более, что музыкальный материал конкретно этого мюзикла позволяет исполнять его в эстрадной манере. Некоторые номера мне даже понравились больше, потому что они звучали задушевнее.
– То есть вы с особым пристрастием следили за текстовой частью.
– Знаете, у нас получилась корпорация. Есть управляющий музыкальный центр – Ким Александрович Брейтбург. Евгений Муравьев написал музыкальные номера, а я – диалоги.
– У Райкина было же нечто похожее. К пуговицам претензий нет – пришиты насмерть, не оторвешь.
– Да-да, вот к пуговицам у меня претензий нет. Я, можно сказать, бенефициар этого спектакля. Мне было интересно, как сыграны диалоги. И они выглядят очень хорошо. Но, конечно, очень интересен был и спектакль в целом, и отдельные приемы. Скажу по секрету, что Ким Александрович долго сомневался, будет ли понятен вот этот временной разрыв, когда главный герой в первом акте начинает рассказывать о прошлом, и искал какой-то идеальный способ объяснить это зрителю. В спектакле придумали маятник времени. Сценографически получилась, мне кажется, интересная находка.
– Как это вообще – переписывать Бальзака?
– Потрясающе. Самая большая проблема в том, чтобы из огромного романа сделать достаточно короткий спектакль. И не забывайте, что в мюзикле основное время занимают музыкальные номера, во время которых развитие сюжета чаще всего останавливается. Так что приходится сводить его буквально до считанных событий. И при этом необходимо сохранить образы и мотивации персонажей.
– Да ещё место действия не Франция, как у Бальзака, а Россия, Петербург.
– Подразумевалось, что это сделает героев ближе и понятнее нашему зрителю. Но «Шагреневая кожа» осталась. И когда мне предложили поучаствовать в написании этого либретто, я был в восторге. «Шагреневая кожа» – один из моих самых любимых сюжетов в мировой литературе. И в нем есть много того, что делает его привлекательным для мюзикла - любовь, накал страстей и мистика. В идеале, конечно, нужен счастливый конец. Но их в мировой литературе вообще, увы, не так много.
– Этот сюжет даже, наверное, более театральный, чем история о Фаусте.
– Здесь гораздо более наглядная и более простая философия. Честно говоря, я не очень представляю «Фауста» в мюзикле.
– Опера же такая есть.
– Опера – это другое. Опера – серьезный, а потому и для многих сложный жанр.
– А что требует от автора мюзикл?
– Подчиниться музыке. Мюзикл –развлекательный жанр, не надо его путать с психологической драмой. Ким Брейтбург, кстати, написал уже две книги о мюзиклах. и там он рассказывает, что мюзикл возник из варьете. Просто отдельные номера стали постепенно объединять все более цельным и проработанным сюжетом. Но даже когда это превратилось в полноценный спектакль, главным в нем остались музыкальные номера.
– И фразы, соответственно, должны быть как можно короче?
– Короткие, информативные, при этом надо сохранить стилистику. Это все же девятнадцатый век…
Хореография – подвиг
– «Шагреневая кожа» – у вас далеко не первый ведь подобный опыт.
– Всего я участвовал в написании трёх мюзиклов и одной оперы.
– И даже сравнительно недавно с одной из работ приезжали в Тулу.
– Это было в девятнадцатом году, я приезжал с оперой-буфф Александра Журбина «Счастливый день», написанной по мотивам сказки Андерсена «Новое платье короля».
– Нынешний спектакль только начинает жизнь на сцене.
– Тула второй город, где поставили этот мюзикл. Я знаю, что для театра, особенно драматического, это непростое испытание. Он очень многонаселённый. Это вокал, это хореография. Моя жена Ирина - хореограф, поэтому может профессионально оценить эту сторону. Для меня же хореография сама по себе подвиг служения, следующий после цирка. Я, когда в первый раз пришёл к жене на репетицию, увидел, как сорок минут девочки что-то делали, и они уже все были в мыле, бедные. А потом Ирина говорит: ну вот, размялись, теперь давайте работать. Я понял, что я бы умер к этому моменту.
– То есть вы не спортивный человек?
– Не настолько. В меру спортивный. Я предпочитаю интеллектуальные напряги.
– Какие, например?
– Сидеть писать.
– И над чем сейчас работаете?
– Давайте я не буду говорить конкретно. Скажу только, что работаю над мюзиклом. Это новая идея, работа началась недели три назад. И потом у меня же КВН ещё есть. Это такая непростая текучка – семнадцать игр в год. Кроме всего прочего я ещё креативный продюсер кабельного телеканала «КВН-ТВ».
Посмотреть или поорать?
– Это же нормально, что все, кто любил старый КВН, без большого восторга относятся к нынешнему?
– Конечно, ведь жизнь меняется. Александр Васильевич Масляков любит говорить: как живём, так и шутим. Кому сейчас нужен тот КВН, который был?
– Ну вас-то все помнят по тому КВН. Значит, было в нём что-то такое, западающее в душу.
– Не все, а ровесники. А для тех ребят, которые сейчас играют, тот КВН совершенно неинтересен. Для них это какая-то безумная архаика.
Когда мы в первый раз приехали в Израиль с нашим КВН, приглашали в жюри Игоря Губермана, он отказался. А на следующий год попросился сам. Я спрашиваю: что произошло? Он ответил, что КВН – это такое гормональное явление. Нужно быть или молодым котом, которому хочется выйти на крышу поорать, или достаточно старым котом, которому из-за трубы интересно посмотреть, как орут молодые. Вот, говорит, сейчас я уже достиг того состояния, когда мне интересно взглянуть из-за трубы. В прошлом году ещё нет, а сейчас - уже да.
Я же с восьмидесятых годов занимаюсь КВНом, и мы тогда уже обратили внимание, что его обычно смотрят до тридцати, потом перерыв лет до пятидесяти, и дальше опять начинают смотреть.
– И этому есть объяснение?
– Думаю, что родителям в принципе понятно, что делают их дети, а потому и не очень интересно. А вот бабушкам и дедушкам непонятно, что там творят их внуки, и они начинают их учиться понимать по их шуткам.
– Когда-то столько копий было сломано вокруг того, чтобы вести прямые трансляции с игр. Как думаете, к этой идее ещё вернутся?Ощущение команды, ощущение общего счастья, общего выигрыша, общего поражения ни с чем сравниться не может.
– Это безусловно была просто дань времени. Людям нужно было осознание того, что свобода слова завоевала и этот рубеж. Но когда он был завоеван, стало понятно, что прямой эфир практически ничего не добавляет, зато заметно ухудшает качество передачи.
– Зато КВН той эпохи дал столько новых кадров нашим кино и эстраде.
– Он и сейчас даёт.
– Но теперь уже есть конкуренция от Камеди клаб.
– Не соглашусь. Камеди клаб по-прежнему подпитывается кадрами из КВН, который оказался прекрасной профессиональной школой – причем не только для юмористов. Стремление выиграть, причем в команде, порождает перфекционизм и умение относиться без фанатизма к плодам своего творчества. Поэтому с бывшими КВНщиками любят работать. К тому же КВН – это маленький театр, в котором есть бесконечные возможности для самореализации, для воплощения идей. Ты можешь сегодня быть автором, завтра директором, послезавтра реквизитором и всем кем угодно. Ощущение команды, ощущение общего счастья, общего выигрыша, общего поражения ни с чем сравниться не может.
