На площади Ленина, совсем почти незаметно, стоит гранитная стела, свидетельствующая о том, что здесь в 1905 году случилось кровавое столкновение с многочисленными жертвами. Исполнилось 120 лет с момента этой невероятной трагедии. Подробнее — в материале tula.aif.ru.
Бить забастовщиков!
Когда сносили квартал старых домов, стелу пришлось существенно передвинуть — прежде она стояла по правую сторону проспекта, если смотреть от кремля. Потом её перенесли едва ли не на середину площади Ленина, сейчас она опять скромно таится в сторонке. Не каждый турист её увидит. Никому, ни одной политической или общественной организации не пришла пока светлая мысль в нынешний государственный праздник День единства и примирения 3 ноября возложить цветы на то место, где когда-то десятки людей пали жертвой как раз неединства и непримерения. 3 ноября по новому стилю — это 21 октября по-старому, день самой невероятной трагедии в истории Тулы.
Осенью 1905 года страна кипела. Октябрьскую политическую стачку поддержали и в Туле. Когда забастовала железная дорога, город оказался совсем в беде. Подвоз продовольствия и товаров первой необходимости сразу же прекратился, ведь по грунтовым дорогам из-за осеннего бездорожья далеко не уедешь. Цены на продукты немедленно полетели вверх. Да ещё, с приближением холодов, совсем не было дров. С 15 октября началась забастовка пекарей и булочников, хлеб в свободной продаже можно было купить только в двух лавках, которые охранялись солдатами.
17 октября был подписан царский манифест, дарующий политические свободы, который ещё больше накалил обстановку. Повсюду выступали митингующие, призывавшие бороться с самодержавием или к расправе над студентами и инородцами. Черносотенцы готовились, подобно Минину и Пожарскому, постоять за царя и давали деньги на то, чтобы бить забастовщиков. Не было также тайной, что революционеры вооружены, активно раздают револьверы или дают деньги на покупку оружия.
Самыми благоразумными в эти дни оказались медики. Депутация от тульского общества врачей во главе с доктором М. Щегловым обратилась в Думу с ходатайством о предупреждении возможного кровавого столкновения. Она просила Думу ходатайствовать перед начальником губернии о том, чтобы «на обывателей не направлялись казаки и недисциплинированные части войск, которыми нередко наносятся тяжёлые поранения обывателям». Врачи просили вывести казаков из Тулы, так как их присутствие иногда приводит к массе раненых или избитых.
Настоящий кошмар
К 21 октября — годовщине воцарения Николая II — озлобление достигло высшей точки. С утра на улицах начался настоящий кошмар. Били тех, кто не ломал шапки перед портретом царя, тех, у кого длинные волосы и, значит, похож на сына доктора Дрейера (немца по национальности, кстати), тех, у кого при обыске находили оружие и вообще всех подозрительных. Били зло и жестоко, иногда до смерти.
В кремле в этот день проходило богослужение, после которого часть собравшейся толпы двинулась к дому губернатора засвидетельствовать свои верноподданнические настроения. По дороге вновь били тех, кто не снял шапки, кого заподозрили в намерениях поиздеваться над манифестацией, просто заподозренных в желании зачем-то выстрелить в портрет императора. Так были избиты три неизвестных учащихся, гармонщик Иван Земцов, псаломщик Александр Моисеев, крестьянин Иван Кожак¸ бывший ученик коммерческого училища Михаил Шмидт, гимназист восьмого класса Александр Блаженков, учительница профессиональной школы Евдокия Шишерина, лакей зубного врача Рикмана Василий Маркин, реалист шестого класса Александр Хведкевич.
Дружинники начали стрельбу — сначала предупредительно вверх, потом в толпу. Немедленно возникла паника, и тут к месту событий прискакали казаки. Они врезались в толпу, не разбирая ни черных, ни красных, и пустили в дело нагайки и шашки. Отличительной приметой врагов были красные значки на одежде — те, что раздавали ещё утром в Кремлевском саду, чтобы отличать своих. По словам юриста Гольденблата, когда губернатор узнал о казаках, он вскрикнул: «Кто разрешил? Кто позволил?» И, страшно взволнованный, отскочил от телефона.
«Дорога была усеяна убитыми и ранеными. Черносотенцы добивали раненых, прикалывали булавками на лоб красные бантики, били о камни головой тех, кто лежал изувеченным, — рассказывал в книге „О былом и пережитом“ А. Фролов. — Красивая девушка, фельдшерица Голубева, наклонилась над раненым рабочим, чтобы оказать ему помощь, и была за это убита на месте. Тротуары были в крови. По бегущим палили из окон».
Были убиты не только члены боевой дружины, монархисты, но и случайные прохожие. Всего в этот день, по разным данным, погибло 23 человека и более 60 были ранены или жестоко избиты. Многие скончались позже, в больнице.
«Я пошёл к себе на Жуковскую, — свидетельствовал на суде известный в городе общественный деятель А. Рязанов. — Проходя мимо лавки Артемова на Посольской, я увидел труп. Пошёл домой глухим Бухоновским переулком, но и тут увидел на тротуаре лужу крови. Оказалось, что здесь кузнецы добили молотками бежавшего революционера».
Мальчик-художник
Самая канонизированная жертва тех событий — 19-летний член боевой дружины Алексей Бабякин, которого товарищи называли мальчиком-художником. Он погиб одним из первых от сквозной огнестрельной раны груди. Волосы Бобякина были повязаны красной кумачовой ленточкой. По словам его матери, покойный ранее сидел в тюрьме за разбрасывание прокламаций. Труп был обнаружен на Киевской улице близ аптеки Белявского.
В областном краеведческом музее хранились его карандашные рисунки. Среди них два вида на Всехсвятское кладбище, сделанные из окна тульской тюрьмы, рисунок, на котором изображена женщина, везущая на санях бочку с водой, и мальчик, помогающий женщине. Все это вместе со стихами и блокнотом в красной разрисованной обложке с начатой повестью «Без веры» передали в 1926 году родственники убитого.
Но рисунки, по всей видимости уже безвозвратно, потеряны во время осады города в 1941 году. Зато в фондах музея хранится синяя сатиновая косоворотка с узорчатым воротником. Долгое время она считалась семейной реликвией, но в 1965 году племянник Борис Ильич Бабякин передал её в дар краеведческому музею. Эту рубашку его бабушка Анна Алексеевна сняла с убитого Алексея. Подол рубашки спереди до разреза ворота разорван именно ею. В центре груди — след от винтовочной пули. После смерти бабушки рубашку хранил брат Алексея Иван. В 1963 году он умер и перед смертью передал её Борису Ильичу.
В честь Бабякина в 1925 году назвали кинотеатр, находившийся рядом с местом гибели. Фойе кинотеатра долгое время украшал двухметровый портрет Алексея, сделанный с негатива фотографии, также подаренной музею в 1926 году. В то время фамилия писалась через «о» во втором слоге. Только в семидесятые годы в названии кинотеатра и в краеведческой литературе появилась новая версия — Бабякина, с «а».
Улучшенное написание родилось с подачи племянника Алексея Бабякина Бориса — солиста Московского государственного театра оперетты, который написал целую книгу о своем родственнике.
Подписывайтесь на АиФ в  MAX
|
