Исследователю военной истории Тулы Юрию Апарину удалось добиться невозможного — ознакомиться с уголовным делом командующего 50-й армии Аркадия Ермакова, арестованного в период обороны города. Так в чем же обвиняли командарма и был ли он виноват в сдаче Сталиногорска? Подробности - в материале tula.aif.ru.
Бонапарт местного масштаба
Сергей Гусев: Юрий Владимирович, столько лет прошло, а вокруг фигуры Ермакова до сих пор кипят дискуссии.
Юрий Апарин: Говорят даже, что он во время обороны бежал из города, хотел сдать Тулу. Это всё берется из домыслов, из рассуждений, что он был осуждён за совершённое воинское преступление. Тем более само уголовное дело в отношении командарма хранилось за семью печатями в центральном архиве ФСБ России, его никому не выдавали.
— В советские времена даже ни одной серьёзной публикации о Ермакове в Туле не было.
— Упоминалось, но вскользь. В краеведческом музее как-то сделали витраж, посвященный Ермакову, чуть ли не скандал произошёл. Причина, как я считаю, такая. В своё время я встречался с ветеранами 50-й армии, они рассказывали, что Аркадий Николаевич Ермаков на попытки председателя тульского городского комитета обороны Василия Жаворонкова вмешиваться в его дела, назвал того Бонапартом губернского масштаба. Тут надо понимать, что вся полнота власти в городе — военная, гражданская, уголовная находилась именно у командующего армией. Жаворонков же не был даже членом военного совета 50-й армии. В его обязанности как председателя городского комитета обороны входили только помощь тылу и фронту. Эти постоянные сплетни и дрязги продолжались вплоть до 22 ноября, когда директивой за подписью Сталина Ермаков был снят с должности командующего.
— Как же известная история о том, что после войны Ермаков пришёл на приём к Жаворонкову и сказал, что тот был прав?
— Это всё сказы и выдумки Василия Гавриловича. А вот то, что он в разгар наступления немцев обезглавил армию, это факт. С 22 по 23 ноября армия была неуправляемой. В уголовном деле написано, что командиры на свой страх и риск принимали решения. В это время, по показаниям пленных, немцы уже собирали кулак на Москву. Жуков приказал Ермакову закрыть дорогу на Венёв. Ему пришлось подвижную группу — семь танков и часть пехоты бросить туда. Оборонять Сталиногорск было уже нечем. Немцы прорвались через Шат, пошли по Венёвскому тракту, и в этот момент Жаворонков затеял всю эту возню. Василий Гаврилович начал бить тревогу — Сталиногорск сдали, город Сталина. А город не имел в той ситуации ни тактического, ни оперативно-тактического, ни стратегического значения. Более того, через много лет подтвердилось, что Ермаков Сталиногорска не сдавал. Ещё 26 ноября в восточной части города были наши части, а в промышленном районе были немцы.
— То есть в то время, когда он уже был отстранен от командования?
— Вот тоже загадка. В прошении о помиловании на имя Калинина Ермаков пишет, что арестован 1 декабря, а ордер на арест выдан 19-го. Вопрос, кто же его арестовал, и где он содержался? В ордере на арест указывалось, что, будучи командармом, Ермаков преступно руководил вверенными ему войсками, не организовал оборону Сталиногорска и, вопреки приказу командования, сдал его без боя. Все это время его даже не допрашивали. Постановление об аресте предъявили только 6 января 1942 года.
Не предательство, а растерянность
— Был ли он виноват в сдаче Сталиногорска?
— Практика той поры — ордер на арест должен был завизировать командующий западным фронтом Жуков. А тот этого не сделал. Военные не санкционировали арест Ермакова. Потому что он выполнял приказ командующего фронтом. Жуков четко сказал: все силы на то, чтобы не допустить на венёвский тракт. Благодаря тому, что Ермаков собрал под Венёвом, немцы потеряли около пятидесяти танков.
— Когда его начали допрашивать?
— 6 января 1942 года следователь Лихачев провёл первый допрос, который начал с вопроса: признает ли себя виновным в сдаче Сталиногорска. Ермаков это обвинение отверг. Хотя признал, что город был оставлен, но не с преступной целью, а в результате создавшегося на фронте положения. Второй допрос был проведён в ночь под 24 января, под стенограмму. Он начался в 2.4 и завершён в 5.15 утра. В деле кроме двух протоколов допроса фигурирует также докладная записка командующего войск ПВО страны Михаила Громадина, который указывал на неоднократные попытки под угрозой оружия командующему бригадным районом ПВО разбазарить зенитный полк ПВО в полевые войска и обвиняет не в сдаче Сталиногорска, а в преступной даче приказов. Следователь изъятие вооружения из войск Тульского бригадного района ПВО тоже посчитал преступными.
— Это имеет под собой почву?
— Были два приказа ставки. Один 10 ноября, второй 11-го. Первым приказом было запрещено брать из войск ПВО части вооружения. Но следующим днём подписан другой приказ: западные части ПВО должны быть готовы к отражению танков и пехоты при попытке прорыва. Первую часть Громадин процитировал, а вторую вроде как забыл.
— То есть от всех обвинений осталась только преступная дача команд?
— Второй Председатель Военной коллегии Верховного Суда СССР Василий Ульрих потом сказал: мы обвиняем вас не в предательстве, а в растерянности. Он докладную Громадина даже рассматривать не стал, там всё настолько шито белыми нитками. Всё на личной подоплёке. А ведь Ульрих был жестоким человеком.
Правда нужна всем
— В итоге Ермакова приговорили к пяти годам лишения свободы. Однако в тот же день Президиум Верховного Совета СССР в порядке помилования освободил его от отбытия наказания. С понижением звания отправили на фронт. Восстановили звание и награды только в 1943 году. Как вы думаете, могло всё закончиться для него гораздо хуже?
— 25 января 1942 года начальник Управления особых отделов НКВД СССР Виктор Абакумов утвердил обвинительное заключение в отношении Ермакова в совершении преступления по статье 193-21 пункт «а» УК РСФСР, которая предусматривала высшую меру социальной защиты — расстрел. Однако главный военный прокурор Красной армии В. И. Носов, наложив резолюцию «Утверждаю», переквалифицировал преступление с пункта «а» на «б». То же деяние, совершенное не в целях способствованию неприятелю, но вопреки военным правилам. Она предусматривала срок не ниже трёх лет, а при наличии отягчающих обстоятельств высшую меру социальной защиты. Дело слушали в закрытом заседании, которое началось с вопроса Ульриха, от кого получили приказ отстаивать Сталиногорск. Ермаков ответил, что от командующего западным фронтом Жукова. Он сказал: «Я Сталиногорск отстаивал. Я только снял из-под города подвижную группу. Оставили же город потому, что он был окружен».
Ульрих далее цитирует протокол: «Признаю, что считал противника сильнее нас и это безусловно сказалось на моём поведении на фронте как командира».
Ермаков на это сказал: «Я этот ответ на предварительном следствии не хотел подписывать. Эта формулировка следователя Лихачёва. Я не отстоял Сталиногорск, но я никогда пораженцем не был».
— Считаете, эти слова были выбиты с физическим воздействием?
— По всей видимости. Не зря же Михаила Лихачева, активного участника сталинских репрессий, заместителя начальника Следственной части по особо важным делам МГБ СССР, расстреляли в 1954-м. То, в чём обвиняли Ермакова — это формулировка его следователя.
— Ермаков в 1942 году был помилован, но не оправдан. Реабилитировали его только в 2007 году, благодаря вашим запросам. Расскажите, как это было.
— Основная причина того, что отказывали выдавать на руки уголовное дело, была в том, что Ермаков не был реабилитирован ни прижизненно, ни посмертно. Помогли сотрудники ФСБ по Тульской области. Я проанализировал всю собранную информацию и написал заявление на имя президента Российской Федерации Владимира Путина о необходимости реабилитации командарма и вместе с собранными материалами отправил в кремль.
— Какова была реакция?
— А для чего вообще сейчас копаться в этой истории, которой скоро уже будет сто лет?
— Самый большой смысл. У нас ведь фальсификация истории идёт не только на западе, она идёт здесь. А для чего? В нужный момент найдётся группа сопливых интеллигентов, которая скажет, что всё неправда, липа и фальсификат. Так же и произошло сейчас. Возьмите Акунина (признан иноагентом, внесен в перечень террористов и экстремистов). Я всегда говорил, что это провокатор. Изворачивал факты, выставлял дураками губернаторов, полицию. Это всё идеологические диверсии, которые нужно опережать. У нас же Ермакова называли в Туле предателем с самых высоких трибун.
Второй момент. Есть ещё такие понятия, как справедливость, совесть, правда. Почему человек, столько сделавший для Тулы, оказался забыт.
Ну и третье — а нужно ли это мне? Это ведь не хлебное занятие, скорее, убыточное. Думаю, нужно. Ради смысла жизни, ради детей, ради России нужно прийти к правде.
