Раиса Ивановна Горбач, посетившая Тульскую область с официально-дружественным визитом, дала интервью для наших читателей. Подробнее — в материале tula.aif.ru.
Выбор пути
Алексей Мурат, tula.aif.ru: Раиса Ивановна, как вы пришли в музейное дело?
Раиса Горбач: Ещё школьницей много ходила по музеям — это же всё поощрялось, приветствовалось, развивалось. Ходили классом, всегда было интересно. Особенно близка мне была тема Великой Отечественной войны и наших героев — ещё с Гражданской. Это и Павка Корчагин, и молодогвардейцы Краснодона, особенно Люба Шевцова.
Да, и предки мои воевали. Прадед воевал с немцами ещё в Первую мировую, много болел и, к сожалению, рано умер. Дедушка погиб, когда немцы, отступая, старались уничтожить как можно больше мирных жителей. Семья пряталась в схроне, а он, отводя оккупантов от этого места, сказал, что остальные ушли в лес. Немцы убили его. Моему отцу 1932 года рождения посчастливилось выжить.
Вот это всё и определило мой путь.
Под панами
— Трёхлетней немецко-фашистской оккупации в Западной Белоруссии, где вы родились и живёте, предшествовали без малого два десятка лет оккупации польской. Как жилось белорусам под панами?
— Это было очень тяжёлое, страшное время. Угнетение белорусов со стороны поляков чувствовалось во всём. Нас не принимали на госслужбу, в официальном обороте был только польский язык. Его знание и принятие католичества становились «пропуском» в элиту. И, наоборот, беларуская мова могла стать поводом для преследования. К примеру, идёт по селу польский учитель, слышит, как его ученики говорят по-белорусски, он это обязательно запомнит, а потом найдёт предлог снизить им оценки или напакостить как-нибудь ещё.
Но белорусы сопротивлялись, организовывали забастовки, акции протеста. Польская администрация отвечала репрессиями. Особенно доставалось коммунистам и комсомольцам Западной Белоруссии, которые были в авангарде сопротивления оккупантам.
Поэтому приход Красной Армии в сентябре 1939 года позволил белорусскому народу воссоединиться в рамках одного государства.
Лучше не стало
— Но ведь в послевоенный период мы были союзниками с Польшей, тогда, наверное, всё по-другому стало?
— Да как вам сказать... Школьницей я оказалась в Польше — мы выступали с хором. Всё вроде бы прошло хорошо — пока нас не привезли обедать. Мы, дети, успели сильно проголодаться, а поляки нам нарезали хлеб так тонко, что он ломался в руках. А без него как-то не сытно было, попросили ещё. Так они нарочито накромсали хлеба очень крупными ломтями и принесли. Оборачиваюсь, а официанты стоят и с таким презрением смотрят на нас, аж кусок в горло не лез. Несмотря на чувство голода, оттолкнула от себя тарелку в знак протеста и есть не стала.
— А чем, на ваш взгляд, белорусы отличаются от русских?
— По моему субъективному мнению — ничем. Да, у нас, возможно, несколько кухня другая, больше блюд из картошки, в повседневной речи иногда можно услышать трасянку — такую смесь русского, белорусского, польского и украинского языков, но она всё-таки ближе к русскому, который у нас в Беларуси — второй государственный. А в обиходе, пожалуй, первый и основной.
У меня самой есть и русские корни, а вообще, я, белоруска, одновременно не отделяю себя и от русского народа. Это как российский двуглавый герб — так и мы.
— Говорят, у многих черногорцев есть такой дуализм самоидентификации: мол, мы — черногорцы, но и сербы одновременно.
— Возможно. Вот так себя ощущаю и я — белорусской и русской, да и в моей семье, в окружении тоже. А вообще дома всегда говорили по-русски, но тогда все мы ощущали себя советскими людьми и не делили друг друга по национальностям. Так и в партизанских отрядах было. Порой даже не знали об этнической принадлежности, да и неважно это было! Все вместе воевали против общего врага. Понимаете? Вместе! Поэтому тогда и победили! А как разделились, так начались катаклизмы...
Вдохнули новую жизнь
— Как вы оказались во главе музея?
Выйдя замуж, приехала в Ивацевичи, очень понравились мне эти места. До этого работала худруком и директором ДК на Могилёвщине, где и училась, кстати. В 2006 году предложили возглавить Ивацевичский районный краеведческий музей, который тогда занимал всего 24 квадратных метра в бывшем доме матери юного партизана Коли Гойшика. Он чем-то вашего Сашу Чекалина напоминает. И уже в 2009 году музей, переехав в более просторное здание, стал историко-краеведческим.
— А как появился мемориальный комплекс партизанской славы в вашем районе?
— Это произошло ещё в 1971 году, кстати, на несколько месяцев раньше, чем открылся музей в Брестской крепости. В 1998 году область передала его в район, и он стал филиалом нашего музея. Там долгие годы в конце мая собирались партизаны, жители лесной деревни периода оккупации, а теперь уже их потомки. Мы вдохнули новую жизнь в этот комплекс. Побывав здесь, люди, особенно молодёжь, получают хоть какое-то представление о том, как здесь жили и сами народные мстители, и мирные жители, в том числе, дети. Там и школа была для них организована.
Погружение в атмосферу
— И как юные экскурсанты воспринимают эту информацию?
— По-разному. Конечно, многие уже что-то знают и о войне, и о партизанском движении. Особенно, белорусские дети. Из российских регионов ребята приезжают. Для кого-то эта тема близка, для кого-то не очень. Вот из Пензы были ребята, которая, казалось бы, географически была отдалена от мест боевых действий. Но погружение в атмосферу было таким глубоким, что они были просто потрясены. Ведь в чём особенность нашего мемориального комплекса «Хованщина»?
Однажды к нам приехала группа учащихся колледжа из Бреста. Они уже посетили много достопримечательностей в тот день, устали и просили провести экскурсию «по-быстрому». А как по-быстрому? У нас же переходы по площадкам, они тоже занимают время. Я им дорогой всё рассказывала, а когда они присели у костра, попросили рассказать какую-нибудь партизанскую историю. Начала рассказывать, и потом слово за слово, они стали задавать вопросы, я отвечала, и у нас получился довольно продолжительный глубокий диалог. Им захотелось больше узнать о партизанском движении, и это всё вышло за рамки экскурсионного материала. В итоге они задержались на 2,5 часа. Мы им заварили заново чая, а у нас тогда на время самовар был — одалживали. Теперь благодаря аифовцам и правительству Тульской области будет постоянно. А ребята всё слушали и слушали, вопросы задавали. Потом признались: преподавали бы им так историю в колледже... Детки поменьше, посетив лесную школу, потом плачут, говорят, что тоже хотят в такой учиться.
На реальных событиях
— А с Дедом Морозом в партизанской деревне как идея появилась?
— Это было в 2016 году. Как я уже говорила, мы изучили историю с организацией детского праздника в лесу под Новый 1942 год, где одним из главных организаторов была тулячка Маруся. Написали сценарий, всё продумали, пригласили гостей, провели интерактив с элементами квеста, нашли в лесу сброшенного на парашюте Деда Мороза, получили подарки, наряжали ёлку, водили хороводы. Словом, всем понравилось. «Сарафанное радио» разнесло информацию, люди стали интересоваться, когда снова будет партизанский Дед Мороз. Вот так этот проект стал не только новогодним, но вообще зимним и ежегодным.
К слову, были и скептики, и критики. Кто-то сомневался, что такое вообще было в войну, кто-то заявлял, что не надо таких праздников, потому что война — это не про праздник, а совсем наоборот. Но у нас всё получилось, проект, что называется, выстрелил. Наверное, во многом и потому, что, как сейчас говорят, он основан на реальных событиях. А теперь с помощью вашей газеты о «Хованщине», нашем Ивацевичском историко-краеведческом музее и в целом о нашем районе узнали и туляки. Ждём ваших земляков к нам в гости!
