3 сентября исполняется 180 лет со дня рождения Софьи Андреевны Толстой — жены и помощницы Льва Толстого. Это уникальный случай, когда частная жизнь одной семьи стала настоящим общественным явлением. Однако личная история её жизни разделилась ещё и на две части — до и после мужа. Подробнее — в материале tula.aif.ru.
Такого не было и не будет
В истории русской литературы известны ещё две Софьи Андреевны Толстые — жена писателя Алексея Константиновича Толстого и последняя жена Сергея Есенина — внучка Льва Толстого. Но только одна угадывается сразу по одним только инициалам — С. А. В этом она точно уникальна.
Их семейная жизнь была дарована свыше. Ну как без любви разгадать значение знаменитого послания мелом, которые будущий муж оставил юной Сон Берс на ломберном столике: «В. м. и п. с. с. ж. н. м. м. с. и н. с. В в. с. с. л. в. н. м. и в. с. Л. З. м. в. с в. с. Т». Толстой считал тогда, что именно от этого момента зависела вся его дальнейшая жизнь. Хотел, чтобы Соня разгадала его послание, и в ней не ошибся.
В книге «Моя жизнь» Софья Андреевна писала, что это было провидение, как она поняла, о чем ей хотели сказать.
В. м. и п. с. с. ж. н. м. м. с. и н. с. — Ваша молодость и потребность счастья слишком живо напоминают мне мою старость и невозможность счастья.
В в. с. с. л. в. н. м. и в. с. Л. З. м. в. с в. с. Т — В вашей семье существует ложный взгляд на меня и вашу сестру Лизу. Защитите меня вы с вашей сестрой Танечкой.
Хотите верьте, хотите нет, но она это расшифровала! Лев Николаевич даже не был удивлен, точно это самое обыкновенное событие. Был уверен, что его поймут. Уверен!
«Наверху, за шкапом, я зажгла маленький огарок и принялась писать свой дневник, сидя на полу и положив тетрадь на деревянный стул. Я тут же вписала слова Льва Николаевича, написанные мне начальными буквами, и тут же смутно поняла, что между ним и мной произошло что-то серьёзное, важное, что уже не может прекратиться», — вспоминала Софья Андреевна.
Потом этот эпизод Толстой описал в романе «Анна Каренина». Мелом на ломберном столе Константин Левин зашифровал для Кити предложение руки и сердца.
Первые десятилетия совместной жизни стали для них невероятно счастливыми. Софья Андреевна обожала мужа и восхищалась им. Он также относился к ней с невероятной нежностью, о чём говорят строки писем.
«Такого не было и не будет ни у кого», «неимоверное счастье! И опять она пишет подле меня. Не может быть, чтобы это кончилось только жизнью».
«Я дожил до 34 лет и не знал, что можно так любить и так быть счастливым», «люблю тебя всеми любовями».
Несмотря на все разногласия, а в какой семье их не бывает, они сохраняли друг к другу трепетное отношение. «Оставила ты своим приездом такое сильное, бодрое, хорошее впечатление, слишком даже хорошее для меня, потому что тебя сильнее недостает мне. Пробуждение моё и твоё появление — одно из самых сильных, испытанных мною, радостных впечатлений, и это в 69 лет от 53-летней женщины! ...Я знаю, — писал Лев Николаевич, — что ты не могла, буквально не могла и не можешь видеть и чувствовать, как я, и потому не могла и не можешь изменить свою жизнь и приносить жертвы ради того, чего не осознаешь. И потому я не осуждаю тебя, а, напротив, с благодарностью вспоминаю длинные 35 лет нашей жизни, в особенности первую половину этого времени. Ты дала мне и миру то, что могла дать, и дала много материнской любви и самоотвержения, и нельзя не ценить тебя за это».
Вообще С. А. была очень деятельным человеком и считала, что счастье в том, чтобы ни минуты не сидеть без дела. Она была самым главным человеком в повседневной жизни Ясной Поляны. Это С. А. определяла, что семья будет есть на обед и на завтрак, рассчитывала количество продуктов. Когда муж стал вегетарианцем, Софья Андреевна следила за его рационом. Потом, после того, как мужа не стало, она и сама перешла к вегетарианству.
«Хорошие ребята»
После смерти писателя многое в жизни усадьбы поменялось. Её по-прежнему осаждали толпы посетителей — теперь уже стремились на могилу Л. Н. Зимой этот поток иссякал, к лету опять оживлялся. Многие ехали, чтобы заодно весело провести время за городом, шумными компаниями. С. А. приходилось ещё и следить за порядком. Впрочем, не только вокруг могилы. «Кипит работа, убирают рожь, усадьба оживлена многочисленными работниками и над всеми бодрствует зоркий глаз графини С. А. Толстой», — писала «Тульская молва».
Одно время усиленно говорили о желании наследников Толстого продать Ясную Поляну иностранцам, и дело вроде даже было устроено, американцы якобы готовы были платить миллионы, но не заплатили. Много разговоров было о том, что правительство намерено выкупить имение в пользу государства. То, якобы, назначали цену в пятьсот тысяч, то согласны были заплатить миллион, который бы поделили между всеми детьми писателя. На деле же всё закончилось назначением С. А. пенсии в десять тысяч рублей в год, которые она пожелала получать через тульское казначейство. Ясную Поляну же выкупили Саша и ненавистный Чертков на деньги, полученные от издания посмертных сочинений её мужа. Отношения с дочерью Александрой были совсем неприязненные. Одна из причин ссоры — судьба рукописей Льва Николаевича.
В августе 1917 года окрестные крестьяне учинили разгром огромного фруктового сада, огорода и пчельника. Похитили более тысячи пудов яблок, которые просто сваливали на телеги и увозили, поломали много деревьев. Софья Андреевна пыталась остановить погромщиков, но безуспешно.
В марте 1918 года Совнарком учредил охрану Ясной Поляны и передал имение в пожизненное пользование С. А. Толстой.
А в 1919-м, в связи с возможным приходом в Тулу армии Деникина, стало совсем тревожно. В деревне Ясная Поляна разместили красногвардейцев, а часть людей — в самой усадьбе. Ходили слухи о том, что между белыми и красными проходят переговоры, чтобы в окрестностях Ясной Поляны сражения не было. Толстого уважали и те, и те. Об уехавших потом солдатах С. А. оставила такую запись в дневнике: «16 октября. Оказались хорошими ребятами — молодые и порядочными людьми — более взрослые». Это одна из последних записей в её дневнике.
Не переставала любить
Последние годы жизни С. А. чувствовала себя одинокой, мучили мысли о том, что её осуждают за смерть мужа. О нёс самом думала постоянно, с добром. Несмотря на жестокое топтание в 1910 году под окнами дома на станции Астапово, где умирал муж, а её к нему не пускали.
«Читала книгу Булгакова „Последний год жизни Л. Н. Толстого“. Очень тяжёлое производит впечатление. Много предвзятого, умолчанного, не вполне правдивого. Например, умолчено то, что с вечера 28 октября у Льва Ник. пульс был 96 ударов и ушёл он больной».
Вечер 28 октября — это как раз тот день, когда Л. Н. ушёл из Ясной, или даже убежал от неё, но С. А. помнит теперь лишь то, что он был в этот момент больным.
«Читаю „Дневник“ В. Ф. Булгакова. Чем дальше, тем хуже: самохвальство, лесть и подслуживанье Черткову; отступление от правды кое-где. Злое умалчиванье истины и бестактные сообщения чего не следует».
Каждый день ходит на могилу мужа, ухаживает за ней. Это неотъемлемая часть её теперешней жизни.
«7 февраля 1918 г. Ушли с Маней на могилу Льва Никол-ча. Расчистили немного снег, насыпали птичкам овса».
«3 февраля 1919 г. Ходила на могилу, и как будто меньше стало тоски»!
«8 марта 1919 г. Чувствовала эти дни присутствие Льва Николаевича, и было приятно, и что-то было молчаливо-ласковое в нём по отношению меня. Где он? И где все те, которые ушли и которых я любила? И долго ли ещё мне томиться на земле? Но на это воля божья»!
Находила, наконец, примирение с близкими. Простила дочь Сашу, вновь вписала её в завещание. «17 октября. День рожденья моей дочери Тани. Ходила во флигель её поздравить, подарила ей фарфоровую чашечку, последний подарок мне моей матери, и в чашечке 10-рублевый золотой. Спешу всё раздать до моей смерти, которая близка. Мой удушливый кашель принял характер коклюша. Это 3-й коклюш в моей жизни».
11 августа 1919 г. С. А. записала в дневнике: «Слабею умом и пониманием: „Под гору пошла дорога“, как говорит Тургенев».
В воспоминаниях Александры Львовны есть рассказ о том, как она уже собралась уезжать из Ясной, но увидела тётеньку Татьяну Андреевну, которая раскладывала пасьянс и попросила её погадать. Получилось болезнь и смерть близкого человека.
«Я не засмеялась, не стала её слова обращать в шутку. Было тяжело на сердце. Выл ветер, и чувствовалось, как там, за окнами, холодно и темно.
— Тётенька, — сказала я, — если я сниму колоду и выйдет семерка пик, то ты сказала правду.
Шумели деревья в саду, на столе кипел самовар.
— Семерка пик! — крикнула я, открывая колоду. Мы не удивились, когда увидели её, эту семерку пик, но было жутко. Я смешала карты.
— Глупости какие выдумываешь, — неожиданно рассердилась тётенька, — сейчас же брось! Чай будем пить, пойди, мам, позови.
Она быстрыми шагами подбежала к столу и стала заваривать чай, а я пошла в спальню матери. В комнате её был полумрак».
Софья Андреевна простудилась, когда мыла окна в доме, получила воспаление легких. Долго и тяжело болела, 4 ноября 1919 года умерла.
За два дня до смерти С. А. позвала дочерей — Таню и Александру. Сказала, что очень виновата перед их отцом. Опять думала именно об этом.
«Может быть, он и умер бы не так быстро, если бы я его не мучила. Я горько в этом раскаиваюсь. И ещё хотелось вам сказать, что я никогда не переставала любить его и всегда была ему верной женой. Она смотрела на нас своими большими, близорукими, невидящими глазами. Она мне казалась такой прекрасной, неземной...».
