Знаменитый драматург Ярослава Пулинович приехала в Тулу, чтобы представить в рамках кинофестиваля «Свою путь» новый фильм по своей пьесе «Земля Эльзы». Tula.aif.ru не упустил случая, чтобы поговорить с ней о творчестве, секретах успеха и, конечно, о Толстом. Что за Тула без Толстого.
Ответы бабушки и мамы
Сергей Гусев, tula.aif.ru: Ярослава, фестиваль, в котором вы участвуете как почетный гость, называется «Свой путь». Что для вас это понятие?
Ярослава Пулинович: Представляете, у меня пьеса есть под таким названием. Мне кажется, это важно – найти свой путь. А в поисках своего пути важно прислушиваться к себе. Не к окружающим, к тому, что считается залогом успеха, а к себе. При этом быть осторожным, ведь когда ты себя спросишь, тебе в твоем воображении могут звучать ответы твоей мамы, бабушки, друзей, первой неудачной любви. А надо услышать в первую именно очередь свой голос.
– Чтобы идти по своему пути важно, когда тебе улыбается фортуна?
– Конечно. Но фортуна и твоя предрасположенность должны совпадать. Если это не твое, тебя не интересует, сколько фортуна не будет тебе подбрасывать счастливых историй, ты просто пройдешь мимо, не заметишь, что знаки расставлены тебе.
– Вы фаталист в этом плане? Верите, что многое в судьбе человека предначертано?
– Я не фаталист. Есть одна известная артистка, сейчас она очень известная, много снимается в кино, а до этого долго была в заключении. Это Марина Клещева. Есть даже фильм документальный про нее. Так получилось, что когда она была в колонии, был затеян некий театральный проект. К ним приезжали известные режиссеры. Марина загорелась всем этим, она поняла, что это то, чем она хотела заниматься всю жизнь. Когда она оказалась на свободе, пришла к тому режиссеру, который у них был. Он дал ей работу в театре, поверил ей. Так Марина нашла свое призвание. Но понимаете, тысячи женщин, которые там находились, с ними же ничего не случилось. Потому что в них этого не было. А у нее проявилась актерская природа. Она ее чувствовала в себе, просто не знала, что с этим делать. Вот фортуна, а вот и природа, талант. Это все взаимосвязано. Для того, чтобы поймать свой шанс, надо понимать, какой шанс ты ищешь; иначе его просто не заметишь.
– А как с фортуной было у вас?
– У меня счастливая в этом смысле судьба. Первый раз мою пьесу поставили, когда мне было 18 лет. Сразу пошли постановки, конкурсы. Николай Владимирович Коляда, знаменитый наш драматург, на курсах которого я училась, отправлял везде мои работы. Так по нарастающей и пошло. Это очень счастливая творческая судьба, когда тебе сразу много дается.
«Жанна» мне не нравилась
– Известно, что написать вторую или третью книгу сложнее, чем первую. А как с этим было у вас?
– Я написала пьесу «Наташина мечта» в 20 лет, и все сразу стали ее ставить. И, конечно, читался вопрос, а что ты дальше будешь делать. Я писала другие пьесы, но все время было ощущение что это не то. «Наташину мечту» до сих пор очень много ставят, в том числе за границей.
– То есть они видят в этой истории созвучность своей жизни?
– В Америке девочка говорила с таким техасским акцентом, и там немножко другой образ был. Но да, они видят в пьесе что-то свое.
– Вы отправите пьесу, если она вам самой не очень нравится?
– Раньше я отправляла, сейчас, наверное, нет. Вот как раз «Жанна» мне не нравилась, но я отослала ее одному известному критику, он позвонил и сказал: дура, ее будут ставить везде!
– Часто так случается, что вы не очень узнаете написанную вами историю, когда видите на театральной сцене?
– Бывает и так. Но к театральным вещам я гораздо проще отношусь, чем к кино. Пьеса такое дело, ее можно потом еще раз другому театру отдать, другой режиссер поставит. Наверное, лучше получится. С кино иная обида. Если фильм не получился, другой раз это экранизируют лет через 50, и то не факт.
К театральным вещам я гораздо проще отношусь, чем к кино.
– Какие из написанных своих пьес вам наиболее близки?
– Мне всегда наиболее близко последнее. Пока пьеса не пошла в театре, ты за нее переживаешь очень сильно. Вот сейчас в «Современнике» из написанного в последнее время идет «Житие ФМ». Пройдет какое-то время, и, может, я начну думать, что здесь надо много чего переделать.
– Наверное, часто же спрашивают: у героев ваших пьес есть реальные прототипы? Как вы пишете, сначала создаете синопсис с кратким описанием действия или придумываете историю?
– Я придумываю историю. Иногда беру что-то из жизни, характер интересный. Даже в истории «Жанны», в «Земле Эльзы» есть свои прототипы.
– А придуманные финалы как часто совпадают с теми, что получилось по факту?
– Никогда почти что. Это какое-то сумасшествие. Начинаешь писать, и герои ведут себя самостоятельно. Когда я села за «Житие ФМ», думала, что главная героиня должна покончить с собой, у нее нет никакого выхода в жизни. Но в какой-то момент героиня сказала: ты что, с ума сошла, убивать меня? В этом и должен быть посыл, свет, хеппи энд. Она хотела, но не сделала это. Все равное есть смыслы в жизни.
– Вы сами присутствуете в героях своих пьес?
– Присутствую, конечно. Не могу сказать, что все мое, но какие-то проекции есть. Мне кажется, любой писатель так делает. Чтобы получился персонаж, тебе нужно проникнуться его болью. Чтобы тебе было так же больно, как и ему. И когда ты проникаешься этим, тебе легко творить. Когда ты понимаешь правду своего героя, ты понимаешь его логику, и он начинает действовать.
Опасность скатиться в мелодраму
– Нравятся ли вам фильмы, снятые по вашим историям?
– Иногда да, иногда нет. У меня семь полных метров, снятых по моим сценариям. Сейчас вышел фильм «Жанна» – с Ксенией Раппопорт, Евгением Мироновым, Александром Новиным. Такой хороший актерский состав, и играют они потрясающе. Скоро, говорят, этот фильм покажут на первом канале.
– У вас нет, кстати, ощущения, что в этой истории – я хочу купить вашего ребенка, немного искусственный драматургический прием?
– В театре наций с Дапкунайте эта пьеса шла, там не читалась эта искусственность. Я понимаю, что «Жанна» такая пьеса, ее правда много ставят, и не всегда удачно, в ней есть опасность скатиться в мелодраму. Вот сейчас фильм сняли, меня в нем происходящее по человечески задело. Мне кажется, режиссер все правильно понял. Получилась история не про местные страсти, а про человека, который стоит перед выбором. Он понимает, что ничего важного нет в его жизни. Пустота, дыра, которая тебя сжирает, сжирает и сжирает.
– То есть в целом экранизации ваших произведений вас радуют?
– Бывает, конечно, что режиссер взял сценарий и сам что-то, не спросив автора, намутил. Потом это очень больно видеть. Но, допустим, есть фильм «Залиния», его снял Вадим Дубровицкий, я его очень люблю. Он по моей ранней пьесе «За линией». Кино потрясающее. Оно имеет отношение к большому искусству. Режиссер создал свой мир, не изменив ни слова в тексте. Я может даже не имела это в виду – эту эпоху, время. Он сам надстроил и получилось нечто большое. Так тоже бывает, когда режиссер ничего не меняет, он берет и надстраивает. Я, кстати, думаю, что если бы Толстой жил сейчас, он бы был режиссером.
– Интересное предположение.
– Просто когда читаешь Толстого, ты будто смотришь кино. Он фиксирует все. Допустим, «Война и мир». Почему этот роман так любят экранизировать. Там ничего особо не надо допридумывать. Вот тебе показывают общий зал, какая была зала. Показывают крупный план – разгоряченное лицо Наташи, еще что-то. Он же умеет эти детали вытащить, и все складывается в одно восприятие.
Например, зубы Вронского в «Анне Карениной». Они у него идеально белые и он очень гордится этими зубами, что они такие красивые, здоровые. А заканчивается чем – он едет на войну, когда она уже погибла, и у него болят зубы. Какая-то деталь, но она выходит на удивительный символ в финале. И так во всем. Толстой описывает людей так, как мало кто умеет описывать. Возьмите Катюшу Маслову, ее вот этот косящий черный глазик. Когда кажется, что это начинает выбешивать. А потом впечатление складывается, и остается в памяти. Как выглядит Катюша Маслова? А вот так.
