Говоря о такой редкой профессии, как иконописец, сразу вспоминаешь великий фильм Тарковского «Андрей Рублёв», где это искусство изображено в виде служения, духовного подвига. Или всплывает пренебрежительное словечко «богомаз».
Кто же эти люди, пишущие иконы и расписывающие храмы в нашем городе? Творцы, богомазы, ремесленники, просветлённые личности? Об этом мы беседуем с иконописцем Анатолием Алексеевым, сочетающим духовную живопись со светской и православие с увлечением рок-музыкой.
Художник в клетке
Олег Хафизов, «АиФ в Туле»: Откуда тяга к искусству?
Анатолий Алексеев: Наверное, от мамы. Она плела какие-то необыкновенные кружева, вышивала целые картины. Многому научил и старший брат. Когда он пришёл из армии, я был во втором классе. В то время продавались шоколадные батончики с изображениями волка и зайца из мультфильма «Ну, погоди!». Я пытался их перерисовать, но у меня ничего не получалось. Тогда брат взял лист, разлиновал его на клеточки и в два счёта скопировал рисунок.
В школе я попал в редколлегию, постоянно что-то рисовал. Но серьёзный творческий перелом произошёл лет в пятнадцать. Пытался убедить родителей, чтобы меня отдали в художественную школу, но безуспешно. Завидовал тем ребятам, которые ходили в неё, но со временем в чём-то превзошёл их и даже сам стал их подправлять.
- Ты самоучка?
- Не сказал бы. Наш выпускной год совпал с открытием учебно-производственных комбинатов. Я пошёл на отделение черчения и графики, которое вёл преподаватель Виктор Иванович Мокринский. Он сразу поставил перед нами гипсы и сказал: «Рисуйте, ребята, а мы посмотрим, кого взять». Претендентов было много, но выбрали всего несколько человек, и он нас очень здорово дрессировал в технике рисунка. В институте тоже были разные творческие кружки, стенгазеты. Там, без отрыва от учёбы, я даже окончил курсы оформителей, мне дали диплом и рекомендовали поступить в заочный народный университет искусств. И всё-таки думал, что буду инженером, а живопись - моим хобби.
Ездил заниматься в студию Дома культуры на Косой Горе, потом в Заречье, в ДК машзавода, к Виктору Ивановичу Галочкину, в ДК «Серп и молот»… Студия ДК «Серп и молот» была прославленным коллективом, её прошли многие известные художники, в том числе Порфирий Никитич Крылов из содружества Кукрыниксы.
- Тем не менее ты оставался инженером?
- В КБП я работал конструктором по распределению. В один прекрасный день узнал, что на этом предприятии есть художественный отдел, и перешёл в него. Наступали новые времена. Я одним из первых вышел из комсомола, хотя в дальнейшем у меня с комсомольцами были очень дружественные отношения, я даже оформлял им газету.
В 91-м году мои друзья создали кооператив. Они возили из Москвы компьютеры и распространяли их по предприятиям. На тот момент их зарплата была несравнимо больше, чем у сотрудника КБП, они даже покупали квартиры и автобусы. В один прекрасный день мне сказали: «Толя, хватит тебе сидеть в клетке». Дали очень хорошую зарплату на полгода вперёд, за которую я должен был написать четыре картины на продажу. С этого и началось.
Нет реализма - нет абстракционизма
- Каковы были твои творческие пристрастия?
- В то время в моей голове была страшная каша. В Москве проходили великолепные выставки: и Кандинский, и Малевич, и многое другое, ранее недоступное. Я зарабатывал хорошие деньги в стройотряде «Корчагинец», ходил по букинистическим магазинам и покупал самые дорогие художественные альбомы. Перепробовал разные жанры, но, в конце концов, вышел на стиль, в основе которого лежит классический рисунок и классическая живопись.
Я не видел художников, которые бы отрицали классическую живопись и сразу создавали что-то хорошее вместо неё. Даже главные абстракционисты, такие как Кандинский и Малевич, начинали с реализма, и очень неплохо. Может, есть какие-то дарования, к которым это правило не относится, но я их не встречал.
В том же 91-м первый раз участвовал в выставке «ню» - обнажённой натуры - в нашем Выставочном зале. Принёс туда свою картину «Женщина-кактус». Это был сидящий в горшке кактус в виде женщины - красивый, но весь в иголках. Потом познакомился с московскими бизнесменами, и банкир Саша Михайлов устроил мне выставку в самом центре Москвы, в галерее «Русские палаты». Это Арбат, дом номер один. А в 98-м году я выставлялся вместе с выпускниками Глазуновской академии.
- Каким образом произошёл переход к реставрации и иконописи?
- У нас родился ребёнок, возникла необходимость реального заработка, и тогда я занялся реставрацией, а затем и иконописью, которой занимаюсь последние лет десять. В этом деле мне также повезло с учителями. Приятель привёл к лучшему у нас специалисту этой профессии Игорю Борисовичу Щелокову. Это замечательный человек с огромным опытом, работавший во всех старых тульских храмах с 70-х годов прошлого века. Самая известная его работа - иконы и росписи храма Благовещения - самого старого каменного сооружения в Туле, не считая кремля. Он как-то ненавязчиво, но очень доходчиво поставил у меня технику иконописи. То есть никакого любительства при моём освоении этой профессии не было.
- Не секрет, что реставрация связана с антиквариатом, а эта сфера не обходилась без криминала, особенно в лихие 90-е. Приходилось сталкиваться с его представителями?
- Заказчик мне не докладывал происхождение вещи, которую принёс для реставрации. Мне не приходилось восстанавливать вещи международного значения, но я держал в руках несомненные ценности. Что касается людей, о которых ты говоришь, то можно, пожалуй, упомянуть покойного Александра Ивановича Белолипецкого. Он был не только криминальный авторитет, но и тонкий знаток антиквариата, и на редкость интересная личность. Бывает и так.
Помолясь - за дело
- Однако не каждому художнику дано писать иконы?
- Не все, даже одарённые, художники могут заниматься этим делом. Его специфику надо почувствовать. У некоторых получается сразу, у других - никогда. Многие выпускники академии пробовали и не могли писать иконы.
Начнём с того, что это искусство каноническое. Такого рода живопись, которую мы называем светской, возникла во времена Микеланджело, когда каждый художник хотел отличиться от другого. В канонической живописи, напротив, ты лишь приближаешься к какому-то образцу, но зато в этом случае возникает связь времен, связь поколений - и это очень важно.
Конечно же, это тоже живопись, но такая живопись, в которой очень много ремесла. Там есть элементы творчества, особенно в росписи храма, когда изображение нужно приспособить к архитектуре. В твоём распоряжении и элементы декора, и фоновые цвета, и многие другие прикладные средства. Но использовать их можно лишь после того, как ты освоил ремесло.
- В чем же тайна?
- Для начала надо просто уметь грамотно писать. К примеру, при работе темперой на лицо и руки образа кладётся краска, называемая санкирь, а затем начинается «вохрение по санкирю», то есть осветление охрой. Не буду вдаваться в подробности, но эту технику надо усвоить очень чётко, и с первого раза это не получится.
- Интересно, как вы работаете с золотом?
- Что касается работы с золотом, то существует два способа позолоты, один - на полименте, другой - на лаке мордан. В первом случае используется белок протухшего яйца. Белок яйца для этого специально протушивают в течение недели и используют с глинками, которые сначала наносятся на поверхность и растираются. Затем наносится полимент. Всё это высушивается, смачивается водкой, и затем уже кладутся листочки золота.
Золото используется в виде микронной фольги. Стоит дунуть - и она улетает. Для этой работы существует целый набор специальных инструментов. Золото продаётся в виде книжек из фольги, цена которых зависит от веса. Например, для позолоты куполов берут золото толстое.
- Работа на куполе - тяжёлый труд?
- Во время покрытия куполов подготавливается площадка, и вокруг купола делается что-то наподобие парника из плёнки. Под ним вообще не должно быть ветра, так что летом приходится работать в страшной духоте. При росписи куполов также иногда приходится работать в ужасно неудобной позе, по нескольку часов стоишь под наклоном.
- Иконописец обязательно должен быть верующим?
- Я знаю одного замечательного резчика, который считает себя неверующим, но, тем не менее, вырезал очень много декора для храмов, и сделал это очень хорошо. Он относится к этому просто как к искусству. Кто-то сразу приходит в вере, кто-то в течение жизни, а кто-то и никогда. У нас стены храмов возводили мусульмане. Ну и что? Что касается лично меня, то я считаю, что перед работой надо обязательно помолиться. Причём существует даже особая молитва перед началом работы над иконой. И в абсолютной массе иконописцы всё-таки люди верующие.
- Это ещё и выгодный бизнес?
- Коммерческая иконопись не просто имеет место, но для этого организовано специальное производство. Так было всегда. Например, в больших старинных сёлах среди мастеров иконописи даже существовало разделение труда по отдельным специальностям. Это только монахи писали чуть ли не на слезах. Большой беды я в этом не вижу. Все иконы не могут мироточить.
- Какие работы тебе особенно запомнились?
- Из моих наиболее значительных работ могу назвать наш Успенский кафедральный собор. Его второй этаж был расписан в начале ХХ века под Виктора Ивановича Васнецова, его учениками. Мы в этом храме делали иконостас. В нём две мои большие иконы - Пётр и Павел, а также декор почти всех других икон.
В храме Рождества Богородицы в селе Монастырщино - все иконы, посвящённые праздникам, моей работы. Над Знаменским храмом, расположенным неподалеку от Куликова поля, который будет скоро освящён, мы работали около пяти лет и сделали очень много. Более мелкие работы и перечислить трудно.
- Как иконопись сочетается с увлечением рок-музыкой?
- Рок иконописи не помеха. Эти явления находятся в разных плоскостях, и я не вижу причины их противопоставлять. Как и многие мои ровесники, я начинал с увлечения тяжёлым роком, но теперь особенно люблю арт-рок: Yes, Jethro Tull, Genesis, такие новые группы, как Gomez.
Смотрите также:
- Не портить людям уши: тульский музыкант о доброте, стереотипах и не только →
- Руки в красках: московская художница приехала в Тулу за вдохновением →
- «Мы вернулись домой!» В Туле отметили воссоединение Крыма с Россией →