34-летней женщине, страдающей хронической почечной недостаточностью в терминальной стадии, пересажена почка от живого родственного донора. Оперировал женщину Алексантр Петряев, с кототорым tula.aif.ru пообщался после медицинского дебюта.
Алексей Мурат: Александр Васильевич, поздравляем с успешным дебютом – первой операцией по трансплатнтации почки в нашей области. Как вы попали в медицину?
Александра Петряев: Бабушка и мама были медиками, причём, мама – хирург. Выбора по сути не было. Что же касается трансплантологии… Ещё в школе прочитал книгу «Нежелательные элементы» врача-писателя Кристиана Барнарда. Он первым в мире сделал пересадку сердца. Ничего тогда не понял, кроме того, что всё это сложно, но очень интересно.
Уже в институте узнал про основоположника трансплантологии учёного Владимира Петровича Демихова. Кстати, ему два с половиной года назад открыли памятник в Шумаковском центре. Он проводил свои первые опыты на собаках, потом делал операции по пересадке сердца, лёгких. И долгое время был неизвестен тот факт, что Кристиан Барнард приезжал к нему учиться. Кстати, знаменитый американский кардиохирург Майкл Дебейки, (он консультировал российского хирурга Рената Акчурина по поводу операции на сердце первому президенту России), говорил, что в России было два великих хирурга – Пирогов и Демихов.
Когда Дебейки приехал в Москву и попросил отвезти его на могилу Демихова, выяснилось, что Владимир Петрович жив, скромно и тихо живёт в однокомнатной квартире на окраине Москвы. Его нашли и хоть какие-то запоздалые почести воздали этому признанному во всём мире основателю трансплантологии.
Что же до нашей истории, то мы с главным хирургом нашей больницы Алексеем Нуждихиным, подумали: почему бы и у нас не проводить трансплантацию почек. Нас поддержал глава регионального минздрава и процесс пошёл. К первой операции мы готовились два года.
- Вы же стажировались в НИИ Шумакова по этому направлению?
- Да, я поехал на учёбу в Шумаковский центр, потом мы получили врача лабораторной диагностики, реаниматолога, невролога, в этом году планируем подготовить морфолога, нефролога, врача по эксплантации. Это же целая система, наука на стыке специальностей, комплекс мер, который должны реализовывать не то, что несколько специалистов, а несколько учреждений! Итогом их совместной работы и станет операция. Нельзя вот просто так прийти и сделать пересадку. А в шестидесятых годах, наверное, можно было – никто не думал о результатах, о выживаемости, о том, чтобы всё прошло гладко.
- В чём залог успеха трансплантации – правильно подобранный донор, орган или, в большей степени мастерство хирурга и других специалистов?
- Всё перечисленное. Важно, чтобы донор был определённого возраста, без сопутствующих заболеваний. И родственная трансплантация, которую мы выполнили, она в этом плане идеальна. И выживаемость трансплантатов от таких доноров гораздо выше, чем от посмертных.
В нашем случае мама – донор, 34-летняя дочь – реципиент, с почечной недостаточностью в терминальной стадии. Кстати, дети родителям крайне редко отдают органы, хотя и такое случается, но, как правило, родители – детям. Наш донор уже выписан домой, нормально себя чувствует. Её дочь у нас, тоже всё хорошо, основные показатели пришли в норму уже через несколько дней после операции, но нужно подобрать иммуносупрессивную терапию. Пусть пока побудет под наблюдением, тем более праздники, так что на несколько недель её ещё оставим.
- А вторая плохо работающая почка при этом удаляется?
- Для удаления должны быть определённые медицинские показания: стойкая гипертензия, гнойный процесс в почке, громадный поликистоз, не позволяющий разместить трансплантат. Но чаще она не удаляется, как и в нашем случае.
Операций мало, доноров тоже
- Проблема наличия доноров и трансплантатов существовала всегда. Насколько она остра сейчас?
- Это самая главная проблема трансплантологии во всём мире. У нас в стране очередь на трансплантацию 3-4 года, в США – 8-10 лет. К сожалению, в России донорская активность очень низкая – 3,5-4 на миллион. В Испании, в США высокая. В скандинавских странах вообще около 40 на миллион! Там оперируют много, но ещё больше желающих сделать пересадку, отсюда и такая очередь.
И каждая страна решает эту проблему по-своему. В США возможно альтруистическое донорство, когда орган можно передать не родственнику. У нас – только при наличии генетического родства. Есть модель возмездного донорства, например, в Иране. В Китае органы могут изымать у преступников, приговорённых к смертной казни.
- Насколько эффективна наша модель, и может, стоит что-то изменить, в том числе законодательно?
- Готовится новый закон по трансплантации, но каким он будет, пока ее ясно. Думаю, проблема скорее, в информационной грамотности населения, в отношении к донорству. В Европе существует презумпция согласия, то есть, если человек при жизни не заявил, что он против изъятия органов после его смерти, их можно изымать и использовать для пересадки. В США – наоборот, только с согласия, но и там, и там донорская активность в 10 раз выше, чем у нас. То есть, там в обществе есть понимание, что после смерти человека можно помочь семерым людям, так как у умершего можно взять до семи органов. Даже в ЮАР есть информационные ролики на эту тему. Вот сюжет: погибает мотоциклист, но спасает маленькую девочку, которой пересадили орган от него.
- А как объяснить парадокс: доноров у нас на порядок меньше, а очередь короче?
- Просто в России меньше таких пациентов. У нас на гемодиализе порядка 25 тысяч человек, у них – около 500. Если сделать поправку на численность населения двух стран, разница будет опять же на порядок. И выявляемость заболевания у нас ниже, надо стремиться к тому, чтобы выше была.
В Москву тогда не ездить
- Как сейчас в области обстоит дело с гемодиализом? Ведь лет 15-20 назад, эта проблема носила просто драматический характер.
- Тогда я только начинал работать и помню: процедуру получали всего несколько человек на область из-за малого количества искусственных почек. Сейчас, конечно, много центров гемодиализа открылись, триста пациентов его получают, прирост более 20-30 человек в год. И загрузка искусственных почек близка к максимальной. А потребность может быть в полтора-два раза больше. Поэтому и трансплантация становится всё нужнее. По области сейчас порядка 60 человек нуждаются в пересадке почки. Но реальная потребность, конечно, может быть выше. Впрочем, минимум половина получающих гемодиализ – это претенденты на трансплантацию.
- То есть этот процесс планируется поставить на поток…
- Вот только обсуждали этот вопрос с главным врачом больницы Романом Блюминым, разговаривали по поводу закупки препаратов на очередные операции, так что останавливаться не собираемся. Какую-то часть пациентов, конечно, будут оперировать в Москве по федеральным квотам, но это самые сложные случаи. Мы же ставим задачу сделать эту помощь доступной здесь, и большую часть трансплантаций почек проводить у нас. Ведь представьте: очередь 3-4 года, надо жить в столице, получать диализ, снимать жильё. Это очень затратно, хлопотно, неудобно. Но, кроме самой площадки и кадров, нам нужно будет создать здесь и донорскую сеть.
- Александр Васильевич, вы ведь ещё и онкологией занимаетесь…
- У нас в отделении 20 онкоурологических коек. К сожалению, рак простаты выходит на первое место в мире у мужчин, обогнав уже рак лёгких. Увы, онкология молодеет, правда и диагностика совершенствуется, выявляемость выше. Появился новый онкомаркёр. Отсюда чаще выявление заболевания на ранних стадиях. Благоприятных исходов, соответственно, стало больше – с 20 до 50% и выше. И по этому показателю мы сейчас одни из лучших в ЦФО.
- Что посоветуете «сильной половине» нашей читательской аудитории?
- Здоровый образ жизни, нормальное, правильное питание, отказ от курения, регулярная половая жизнь, ну и периодическое обследование, особенно, если вы старше сорока лет – раз в год визит к урологу обязательно. И диспансеризация для этого проводится, нужно к ней относиться серьёзнее. И доля медицины в сохранении здоровья не столь велика. Ответственное отношение к здоровью нужно прививать с детства.
Сопереживать, не теряя головы
- Бытует мнение, что врач, особенно хирург, человек по определению достаточно циничный, поскольку никакого сердца не хватит, если сопереживать каждому пациенту. А операционная – конвейер…
- Возможно, со стороны это выглядит цинично… Врач должен сопереживать, но выполнять свои профессиональные обязанности, не полагаясь на эмоции, трезво и объективно оценивать ситуацию. Особенно в хирургии. А каждый случай – это судьба человека, подходить нужно индивидуально. Насчёт конвейера… Ну, наверное, да – если делаешь в день по пять операций.
- Насколько мы можем серьёзно говорить сегодня о возможности напечатать ту же почку на 3D-принтере и пересадить её пациенту?
- По крайней мере, фантастикой это уже не представляется. Думаю, в обозримом будущем мы это сделаем, чем решим проблему донорства. Верю, что мы до этого доживём.