15 января исполняется 230 лет со дня рождения писателя, композитора, дипломата Александра Грибоедова. Он родился в Москве, погиб в Тегеране. Но и тульская земля сыграла в его жизни важную роль. Именно здесь была написана часть знаменитой комедии «Горе от ума». Подробнее — в материале tula.aif.ru.
Пьеса на память
В село Екатерининское Епифанского уезда Тульской губернии Грибоедов приехал к своему другу Степану Бегичеву летом 1823 года. Степан Никитич вышел в отставку в чине полковника, женился, и поселился в своём родовом имении, где прожил до конца жизни, бывая в Москве лишь наездами. Грибоедов был шафером на его свадьбе, держал над головой молодожёна венец.
Несмотря на разницу в возрасте в девять лет, их обоих связывала крепкая дружба, Бегичев очень трепетно к ней относился. Писал: «Конечно, из всех, которые называют себя его друзьями, никто более меня не имел на это права». Поэтому история, что он поседел в несколько дней, когда узнал о гибели своего друга, выглядит вполне правдоподобной.
Грибоедов не хотел стеснять молодожёнов и предполагал погостить у Бегичева пару дней, потом ехать в Нижний Новгород. Но хозяин ни в какую не хотел его отпускать, и в итоге Грибоедов остался тут на всё лето.
Только в августе он отправил письмо в Нижний А. В. Всеволожскому, к которому собирался ехать: «Любезный друг. Пишу тебе из какого-то оврага Тульской губернии, где лежит древнее господское обиталище приятеля моего Бегичева. Опоздавши выездом из Москвы, чтобы сюда перенестись, я уже предвидел, что не поспею к тебе в Нижний. ... Отсюдова меня не пускают. И признаюсь: здесь мне очень покойно, очень хорошо».
В Бегичеве действительно было нескучно, и посмотреть есть что. В одном дне пути — Липецк со знаменитым в то время курортом целебных вод. Грибоедов съездил туда. Также в направлении Липецка — конская ярмарка в Лебедяни. Хорошие лошади в то время вызывали такой же жгучий повсеместный интерес, как сейчас автомобили.
Ну и, конечно же, рядом — Куликово поле. Грибоедов отправился туда верхом в компании братьев Бегичевых. Поле оказалось огромным — куда ни кинь взглядом, конца края не видно. Воображение писателя захватила история о том, что здесь, якобы, в незапамятные времена в центре поля была большая яма, куда татары складывали отнятые у местного населения деньги. Яма эта прикрывалась железными створами. Потом, со временем, она обвалилась, и всё вокруг заросло травой. Грибоедов немедленно загорелся идеей попробовать найти остатки кладовой. Отговорили братья Бегичевы. Рассказали, что когда-то в юности они сами занимались такими поисками, облазили всё поле, но ничего не обнаружили.
«Вставал он в это время почти с солнцем; являлся к нам к обеду и редко оставался с нами долго после обеда, но почти всегда скоро уходил и приходил к чаю, проводил с нами вечер и читал написанные им сцены, — вспоминал в своих «Записках» Бегичев. — Мы всегда с нетерпением ожидали этого времени. Он хотел оставить мне на память свою пьесу, написанную его рукой, но имел терпение написать только два акта, а остальные заставил писаря».
Пьеса — это, конечно же, «Горе от ума». Долгое время в местном краеведении считалось, что у Бегичева Грибоедов написал два заключительных акта своей комедии. Потом всё же сошлись на том, что это был только третий акт, четвертый же он дописывал в Москве. Хотя сам Бегичев уверял, что последние акты «Горя от ума» написаны в беседке его сада.
В книге из серии «Жизнь замечательных людей», посвящённой Грибоедову, её автор Екатерина Цимбаева обращает внимание на другой факт. В эти же дни, в Кишинёве и Одессе, другой Александр Сергеевич написал первую главу «Евгения Онегина». Вот такое символично совпадение.
Почему-то совсем из поля зрения краеведов выпадал другой факт. В Екатерининском за вечерним чаем сидели подолгу, пока окончательно не начинали заедать комары. Тогда переходили в усадьбу, и Грибоедов на радость всем подолгу музицировал на фортепиано. Именно в том 1823 году он написал свой знаменитый вальс e-moll, или грибоедовский вальс. Так что в Бегичеве, скорее всего, звучали как минимум наброски этой очаровательной музыки.
Более не увидимся!
В начале осени семья Бегичевых вместе с Грибоедовым уехала в Москву. Вернулся он в эти места уж в 1828 году, по пути в Персию, куда был отправлен министром-резидентом. Пробыл в гостях у Бегичева целых три дня.
Во всех мемуарах указывается, что ехал Грибоедов к новому месту службы в невесёлом настроении. И, расставаясь, сказал Бегичеву:
— Прощай, брат Степан! Вряд ли мы с тобою более увидимся!..
— К чему эти мысли и эта ипохондрия? — возразил Бегичев. — Ты бывал и в сражениях, но Бог тебя миловал.
— Я знаю персиян, — отвечал Грибоедов, — Аллаяр-хан мой личный враг, он меня уходит! Не подарит он мне заключённого с персиянами мира!
Провожая, Бегичев доехал с другом до Чернского уезда. Там в селе Спасском жила сестра поэта Мария Сергеевна.
Е.П. Соковнина в своих воспоминаниях писала: «Степан Никитич был уверен, что при знании Грибоедовым восточных языков, при его знакомстве с нравами и обычаями персиян, он мог принести на этом посту большие услуги России. Как же поразил Степана Никитича трагический конец его задушевного друга! Он упрекал себя в рановременной кончине Грибоедова, зная, что мечтой последнего было поселиться в деревне и посвятить себя литературным трудам».
Степан Бегичев умер в 1859 году в своем имении — селе Екатерининском. Там же он и похоронен. Могила не сохранилась.
Бывшее Екатерининское уже в советское время стало селом Грибоедово. Неподалеку отсюда, буквально в пятистах метрах, Прощёный колодец, где, по преданию, Дмитрий Донской омывал раны своих воинов после Куликовской битвы.
Село известно храмом святой великомученицы Екатерины. Сейчас этот храм активно возрождается благодаря подвижнической деятельности семьи Тишкиных. «АиФ в Туле» об этом писал. В этом храме, как уверяют исторические источники, Грибоедов крестил дочь Бегичева Марию.
Пропавшая рукопись
Новые владельцы Екатерининского после 1861 года снесли садовую беседку, которая стояла на косогоре. От неё оставались одни основания стен. По сохранившимся основаниям можно было представить размеры беседки. Это целый летний домик из двух больших комнат.
В возрасте 93 лет умерла племянница Бегичева Лизонька, за которой ухаживал писатель и называл своей невестой.
С приходом советской власти в Екатерининском основали совхоз. Сеяли высокодоходный шатиловский овёс, гречиху «Богатырь», картофель новых по тем временам сортов «Меркер» и «Вольтман». Заработали крахмальный и сыроваренный заводы.
В ветхом барском доме поселился заведующий совхозом, мезонин отдали под красный уголок.
Бывший редактор журнала «Тульский край» А. Рассаднев, опубликовавший ещё в 1929 году статью об этой рукописи, уверял, что она была переплетена, насчитывала 200 страниц и 12 вставных листов. Рукопись была ценна тем, что она переписана с беловой грибоедовской рукописи и воспроизводила в массовых поправках и ссылках черновую рукопись. Переписана дочерью Бегичева Надеждой Степановной, а ссылки написаны рукой самого Бегичева. В конце рукописи было написано «Верно с подлинным манускриптом, полученным мною от самого автора» и стояла подпись Бегичева.
Все рукописи Грибоедова Степан Никитич бережно хранил в своей библиотеке. Соседка его по Епифанскому уезду Е. И. Раевская вспоминала, что он был «гораздо образованнее почти всех епифанских старожилов, имел большую библиотеку, много читал». Но эта библиотека исчезла в неизвестном направлении. Правда, некоторые книги из неё с печатью владельца на титульном листе попали в фонд областной научной библиотеки.
Рассаднев считал, что рукопись списка комедии принадлежала внучке Бегичева, но хранилась у Марии Леонтьевны Гейд, проживавшей в Екатерининском. В Куркине жил внук Бегичева, а в Ефремове часть архива находилась у краеведа Яблочкова.
Впрочем, в те непростые времена вообще оказалось не до наследия. В сентябре 1939 года газета «Правда» раскритиковала туляков за безобразное отношение к историческим памятникам. Оргомитет ВЦИК по Тульской области, реагируя на критику, тут же предложил Куркинскому райисполкому немедленно организовать охрану Куликова поля и заодно восстановить в 1939 году дом Бегичевых в селе Екатерининском, о котором в статье даже не упоминалось. Но, по-видимому, это решение так и осталось только на бумаге.