Примерное время чтения: 12 минут
448

«Справились!» Майор Шалашников об оккупации и борьбе с «союзниками»

Еженедельник "Аргументы и Факты" № 19. "АиФ в Туле" 09/05/2018
Романов Кирилл / АиФ

Участник штурма Рейхстага вспоминает оккупацию, бои и послевоенную борьбу с «союзниками» и «лесными братьями».

В оккупации

Алексей Мурат, «АиФ в Туле»: ​Евгений Тимофеевич, когда наступила война, вам было 17 лет?

Евгений Шалашников Фото: Из личного архива

Евгений Шалашников: Почти 17. Ещё до того, как подошёл немец, вместе с такими же ребятами, как я, мы копали окопы под Тулой, потом нас перебросили под Ржев, где мы помогали строить доты, дзоты, противотанковые рвы. В августе 41-го вернулись обратно в Чернь. Поехали с сестрой копать картошку на колхозное поле. Тут налетели немецкие самолёты, начали бомбить, лошадь убежала, а телега была разбита, вернулись ни с чем, хоть сами целы.

 А когда от Орла началось наступление немцев, мы со всей семьёй должны были эвакуироваться в Плавск на подводах - родители и нас шестеро детей, но не успели: прорвались танки Гудериана, настигли нас в районе Молочных Дворов. Это был почти конец октября, но было очень холодно, шёл снег. Помню, экипаж одного танка решил покуражиться над нашим обозом, выстрелили из пушки, все залегли, правда, уцелели, но напугались, особенно дети.

Досье.
Шалашников Евгений Тимофеевич. Родился 25 декабря 1924 года в пос. Чернь Тульской губернии в многодетной семье врача и домохозяйки. Образование высшее юридическое, окончил Вильнюсский государственный университет. Ушёл добровольцем на фронт в 17 лет. Военный связист, войну окончил в звании лейтенанта. Ныне - майор в отставке. Награждён медалью «За отвагу», орденами Красной Звезды и Отечественной войны. Служил в органах внутренних дел и прокуратуры в Литовской ССР и Коми АССР, работал на различных должностях в организациях народного хозяйства и бытового обслуживания. После выхода на пенсию вернулся в Тулу. Две дочери, четверо внуков, правнук.

Остановились в деревне Хитрово. Отец когда-то лечил тамошнего старосту, он нас и приютил. Было очень страшно за пятилетнего брата Юру. Однажды на него обратил внимание немецкий офицер: братишка был светловолосый, голубоглазый. Офицер приказал солдату охранять дом, где мы жили, не выпускать никого. Мы поняли, что мальчика хотят забрать. Придумали вот что: спустили его в подвал, накрыли одеялом, закидали картошкой, велели молчать и не двигаться. Когда немец пришёл, Юры нигде не было, мы сказали, выбежал, солдат клялся, что не видел. Делать нечего - офицер ударил его по лицу и ушёл. Брата мы спасли.

А нас, молодёжь, немцы согнали в школу - наводить там порядок. Водили под конвоем. Однажды с товарищем мы решили сбежать, увидев, что снаружи нет охраны. Но солдат нас увидел, начал стрелять очередями из автомата, мы бросились на землю, немец подбежал и так отходил меня ногами, что две недели встать не мог. Но оккупацию вся семья пережила. В двадцатых числах декабря началось стремительное наступление Красной Армии. После освобождения мы вернулись в Чернь, мне как раз 17 лет исполнилось. Очень много домов было разрушено, сожжено. Наш, по счастью, уцелел. Там потом госпиталь какое-то время располагался.

- Евгений Тимофеевич, известно, что вы неплохо владеете немецким языком…

- В школе учил, потом в Германии практиковался, в том числе в ходе двух лет службы под Берлином после войны в оккупационных войсках.

Добровольцем на фронт

- Когда вас призвали в армию?

- Вскоре после освобождения мы с другом пришли в райвоенкомат с желанием пойти в армию. Нам сказали, что по возрасту рано. Через месяц опять пришли, подтвердили желание воевать. Призвали в начале февраля 1942 года. Чуть позднее направили на учёбу в леса, полтора месяца готовили на младших командиров, потом ещё полтора - на связистов и радистов. Прошёл Центральный, Брянский, 1-й Белорусский, 3-й Прибалтийский и снова 1-й Белорусский фронты в составе 967-го отдельного батальона связи 80-го стрелкового корпуса, в конце войны корпусу было присвоено почётное наименование «Померанский».

- Ранения были?

- Как ни странно, только одно лёгкое - в ногу в конце мая 1942 года под Новосельском. Не мог подумать, что окажусь снова под Ржевом. Был приказ провести разведку боем. Пришлось брать переносную радиостанцию, фиксировать и передавать сведения об огневых точках противника. Немцы открыли ураганный огонь, пришлось отступать. Мы взяли одного немца, в какой-то момент он неожиданно ударил меня по горлу, перебил голосовые связки, больше трёх месяцев я не разговаривал, потом голос появился, но петь уже больше не мог.

От Курска и Орла…

- Потом была Орловско-Курская дуга?

- Да, перебросили туда. Ночью 5 июля 1943 года началась канонада - артподготовка наших войск. Немцев это ошеломило, их наступление было перенесено на несколько часов, на второй день в районе 13-й армии они прорвали нашу оборону у Понырей, но через несколько дней их отбросили обратно. С их стороны 5,5 миллиона войск группы армий «Центр» стояло, у нас до 7 миллионов и шесть фронтов.

- В 44-м освобождали Белоруссию?

- Да, Белоруссию, потом Польшу, а затем была Германия.

- Минск освобождали?

- Да, помню, как входили в город, он был очень сильно разрушен, минчане были сильно истощены, но восторженно встречали нас, бросали цветы. Был ещё один городок в Белоруссии - Барановичи, тоже почти полностью разрушенный, на окраине домишко уцелел. Мы там остановились рядом, запомнил одну девушку, она всё интерес проявляла. А когда мы пошли наступать и позднее вернулись в городок, она кричала маме: мол, Женька вернулся, неси молоко, угощать будем.

- С польскими союзниками приходилось соприкасаться?

- Приходилось. И, надо сказать, вели они себя довольно высокомерно, представляя дело так, будто это мы им помогли Польшу освободить, а не наоборот. Под Варшавой мы столкнулись с ожесточённым сопротивлением немцев, и с ходу освободить город не удалось - что бы потом там поляки ни говорили. И ещё случай был: наши лошади очень устали, мы их выпрягли и запрягли свежих польских. Проехали километров сто, нас остановил СМЕРШ - им поляки нажаловались. Нам пришлось вернуть их лошадей и забрать своих, а командира нашего серьёзно наказали за это дело. В Германии они тоже воевали, но нам с ними там соприкасаться не довелось. 

Впереди страна Германия

- Как в Германию входили?

- Когда подошли к их границе, политработники провели с нами работу. Предстоял последний рывок, нужно было добить фашистского зверя в его логове, отомстить за погибших товарищей и неисчислимые жертвы среди мирного населения, разрушенные и сожжённые города и сёла, разграбленные предприятия и колхозы. Но подчеркну: речь шла о вооружённых силах нацистской Германии. К мирному населению это никакого отношения не имело.

Предстоял последний рывок, нужно было добить фашистского зверя в его логове, отомстить за погибших товарищей и неисчислимые жертвы среди мирного населения, разрушенные и сожжённые города и сёла, разграбленные предприятия и колхозы.

- Берлинская операция самой тяжёлой оказалась?

- Да. Серьёзная водная преграда - Одер, мощный узел сопротивления на Зееловских высотах, сам Берлин - огромный город, 900 квадратных километров, узкие улицы, где каждый дом был превращён в крепость, и огромный миллионный гарнизон. Жуков тогда реализовал идею с ночным наступлением при свете прожекторов, которые освещали путь нашим войскам и слепили немцев. Одер мы, конечно, форсировали, оборону на Зееловских высотах взломали, но в городе пришлось тяжелее.

Справились, но потери были серьёзные. К вечеру 30 апреля подняли Знамя Победы над Рейхстагом. Там десятитысячный гарнизон оборонялся, из них только порядка двух тысяч уцелели и сдались в плен. Мы, участники штурма, начали расписываться на Рейхстаге, я тоже 2 мая оставил на колонне два слова, вывел куском кирпича: «Туляк Шалашников».

Козни «союзников»

- А с западными союзниками как впервые столкнулись?

- Как известно, вся Германия, а потом и Берлин, была поделена на зоны оккупации - советскую, американскую, британскую и французскую. И вышло так, что американцам частично отошли территории, на которых воевали мы, а нам - земли, первоначально занятые американцами. Так вот боевых действий фактически там и не велось, не было и таких разрушений. Немцы сдавались им почти без боя. При демаркации территорий и установке проволочных заграждений в районе Ильфельда, что в Тюрингии, американцы похитили семерых наших солдат, так и не отдали. Спустя две недели был инцидент, когда столько же военнослужащих США заехали на нашу территорию, в основном это были офицеры. Мы доложили в Берлин, там спросили, вернули ли они нам наших солдат, - нет не вернули. В итоге этих «заблудившихся» американцев мы отправили в Берлин, а чем эта история закончилась, неизвестно.

- А что за историю вы как-то рассказывали с подосланными для диверсии в нашу оккупационную зону немками?

- Дело было так. Со стороны американской зоны оккупации в нашу зону строем шли человек двести женщин-немок. Постовой докладывает. Как быть? Не стрелять же в них! А они нагло, напористо прорвались, можно сказать, вторглись на нашу территорию. На фильтр их отправили, а один из сержантов согрешил с немкой и заразился сифилисом. Проверили этих дамочек - все оказались поражены этой венерической болезнью. Допросили, и выяснилось, что наши «союзники» направили их в советскую оккупационную зону с заданием заражать офицеров. Под конвоем всех этих «диверсанток» мы отправили обратно американцам.

Но это всё «цветочки» по сравнению с операцией «Немыслимое», на которую подбивал американцев Черчилль, - снова вооружить немцев и напасть на нас. Целые части вермахта поддерживались в боеготовности на территории, оккупированной союзниками. Но они там всё просчитали и отказались от этой безумной авантюры.

Почти шпионская история

- У вас ещё было приключение с тайным посещением Берлина…

- И такое было. Когда мы уже расположились в Ильфельде, работал у меня вольнонаёмный немец, предложил съездить в Берлин на день рождения кого-то из его родителей. Взяли продуктов, алкоголя, поехали - в штатском, конечно. За превышение скорости нас остановила комендатура, откупились от них ликёром, но рано радовались: старший лейтенант поехал на подножке рядом с водителем, я приказал немцу на скорости ехать в английскую зону, что мы и сделали. Старлей ретировался, а к нам набежали англичане, немцы, водителя моего забрали для разбирательств, часа через четыре отпустили. Машину отдали позднее.

А мы поехали на метро и стали свидетелями омерзительного случая. На одной из станций вошла группа пьяных американских офицеров, у них был какой-то шутливый разговор. Кто-то из них предложил товарищу, что называется, на спор поцеловать сидящую в вагоне немку. Тот так и сделал, а оскорблённая женщина плюнула в него. Он её ударил так, что она отлетела. Немцы-пассажиры загудели, завозмущались, а американцы под угрозой оружия заставили их смеяться, пока не вышли.

 - Инцидентов с одиночками-фанатиками, которые продолжали воевать после капитуляции, не приходилось сталкиваться?

 - Нет, такого не было. Но был случай, когда мы вошли в Берлин, зашли в одну квартиру, хозяева - мирные люди, но вдруг откуда-то появился какой-то мальчишка, видимо, из тех, кого называли «последней надеждой фюрера», что-то прокричал по-немецки, бесцельно выстрелил из фаустпатрона, серьёзного вреда никому и ничему не причинил. Мы его скрутили, но сопротивлялся, надо сказать, он отчаянно. Брать его, ребёнка по сути, в плен было бы странно. Провели разъяснительную работу, сказав, что Германия как государство пала, ему нужно принять это, смириться и мирно жить дальше.

 - Как известно, Рейхстаг отошёл в британскую зону оккупации. Жалко было отдавать?

 - Конечно. Тем более что столько наших солдат и командиров там полегло. И захоронить-то всех не успели.

Фронт в тылу

 - Как после демобилизации вы оказались на службе в правоохранительных органах?

 - Не хватало кадров, многие работники милиции, прокуратуры погибли на фронтах войны. Окончил Московский юридический техникум, потом Вильнюсский государственный университет. Работал в Литве прокурором. Приходилось выезжать в сёла, однажды нас с секретарём райкома обстреляли «лесные братья». Но обошлось. А вообще трудно приходилось. Изберут председателя сельсовета, через месяц-другой они его убивают, и литовцы очень неохотно шли на руководящие должности в колхозах, сельсоветах. Долго с этими «лесными братьями» повозиться пришлось.

Та форма, в которой меня можно увидеть на различных мероприятиях, - это та самая, в которой я штурмовал Берлин. Проходил в ней на фронте я два года.

- Вы - кавалер двух орденов - Красной Звезды и Отечественной войны. Какая из наград для вас самая дорогая?

 - Медаль «За отвагу». Получил в 1944 году на приграничной польской станции Черемха. Мы обеспечивали связь, но контратаковали немцы, бросили на нас танки, связь прервалась, но мы не дрогнули, связь восстановили.

 -  Как вам удалось сохранить форму - и военную, и физическую?

 - Та форма, в которой меня можно увидеть на различных мероприятиях, - это та самая, в которой я штурмовал Берлин. Проходил в ней на фронте я два года. По окончании боевых действий получил двухнедельный отпуск. Старую форму оставил, а со мной был ещё один комплект. Когда демобилизовался, она ждала меня в Черни. А что до физической формы - зарядка, обтирания холодной водой, отсутствие вредных привычек. Со спортом всегда дружил - у меня первый разряд по футболу и первая категория по судейству. И в хоккей играл. Это и позволяет оставаться в строю. В апреле десятки городов в области объехал.

Оцените материал
Оставить комментарий (0)

Также вам может быть интересно

Топ 5 читаемых

Самое интересное в регионах