Ключевой вещью в книге «Вне зоны доступа» является поэма «Со своей колокольни» – родословная автора в стихах. Главный герой поэмы приходской священник отец Иоанн Быковский, дед Екатерины Картавцевой по материнской линии, в период массовых сталинских репрессий был расстрелян. У немногочисленных родственников, доживших до периода массовых же реабилитаций, не осталось никаких документов, безрезультатными оказались и запросы в места ссылки отца Иоанна. Так что поэму «Со своей колокольни» автор задумала и как акт самостийного оправдания своего деда.
Как цари
- Сегодня наметился большой интерес к неофициальной, нешкольной истории. Многие люди изучают родословные, подробно копают обстоятельства жизни особенно значимых близких. Из таких отдельных сегментов складывается, как мозаика, большая история целой страны, - отмечает Екатерина Картавцева. - И здесь уже невозможно ничего перелицевать, сделать картину неузнаваемой. Время уходит, исчезают последние реликвии.
Антонина Позднякова, tula.aif.ru: Это уже третья книга серии. Вы с детства знали, что поэзия – ваше призвание?
- Поэзия – это поручение и данность. Человек, особенно в сегодняшних условиях, не идёт целенаправленно к тому, чтобы стать поэтом. Несмотря на то, что в моей семье не было литераторов, а у меня самой мозг в школе был заточен на математику, уже в пять лет я начала пытаться рифмовать слова, а в начальной школе точно знала, что буду писать стихи. Правда, о публикации книг тогда не задумывалась.
Родилась я в глухой деревне в Тепло-Огорёвском районе. Она зимой абсолютно заносилась снегом, по весне водоёмы разливались так, что доехать туда было очень проблематично, и всё же я считала, что мы живём в самом прекрасном месте.
Жизнь в деревне полна поэзии.
Жизнь в деревне полна поэзии, красота этих мест и размеренная жизнь без вмешательства цивилизации, возвышает душу. В доме у нас была русская печка, угол с иконами, где часто молилась бабушка, и лампадка. В мороз стена, которую я видела с печи, покрывалась инеем, а огонёк от лампады «зажигал» стену. Это было удивительное зрелище – мне казалось, что это настоящие сказочные чертоги. В этот момент я думала про себя – «живём как цари».
- У вас есть и детские стихи. Их писать сложнее?
- Я начала писать детские книги – и стихи, и прозу, когда родился сын. В то время они лились из меня, как песня. Так что я всегда говорю, что самое плохое, что сделал для меня мой сын – он вырос.
Недаром поэты, которые профессионально решили заниматься детской литературой, - Корней Чуковский, Эдуард Успенский – специально устраивали жизнь, чтобы взаимодействовать с детьми постоянно. Иначе ничего не получится.
Это питало народ
- Недавно в Тулу приезжала одна из известнейших поэтесс современности – Вера Полозкова. Вы были на этой встрече. Как относитесь в целом к творчеству молодых поэтов?
- Современные поэты радикально отличаются от своих предшественников многим. Во-первых, вместо силлабо-тоники, традиционной для русской литературы, нам навязали верлибры. Многим кажется, что это гораздо проще, так как не нужна рифма, не стоит особо гнаться за размером, поэтому воспринимается это как поток сознания. Я отношусь к верлибрам терпимо, если это является стихами.
Во-вторых, нынешние творцы открыли для литературы совершенно иной словарный срез, которого раньше не было в литературе – мат, англоязычные слова, свойственные новому времени. И я не против этого. Язык, как живой организм, живёт и развивается, у него бывают разные периоды. Но при этом должен быть отсев. Именно поэтому молодые поэты сейчас мне любопытны, ведь среди них встречаются не только графоманы, но и интересные творцы.
- Полозкова относится к ним?
- Она представляет для меня особый интерес, так как в современных реалиях ей удалось раскрутиться. Кстати, на концерте Веры Полозковой не было ни одного местного поэта. Хотя филармонический зал был практически полон. Когда поэтесса забывала текст, продолжение ей подсказывали зрители.
Она - слишком заметное явление в сегодняшней литературе, чтобы не окунуться в её лабораторию. Пару лет назад я говорила себе, что много она не протянет. Она пошла по пути шоу-биза – стоит на конвейере. Это не может у поэта долго продолжаться без утраты качества. Поэзия – это всегда штучно и достаточно долго, не может это поддаваться сиюминутным задачам. И, признаюсь, начинала она ярче.
Поэзия – это всегда штучно и достаточно долго.
- И всё же до сих пор это одна поэтесса, которая смогла завоевать любовь масс и собирать залы…
- Современная поэзия – болезненная для меня тема. На протяжении больше чем двух веков наш народ был не столько религиозен, сколько литературен. Это питало и делало всё наше общество соборным, все жили чем-то одним, и это не была политика. Литература была сутью нашей русской жизни, а потом что-то случилось.
Я много думала, когда же это произошло, и пришла к ощущению, что это случилось одномоментно, как будто кто-то выключил тумблер, и всё рассыпалось. И точно знаю, что в результате поэзия пострадала больше всего. Она перестала быть содержанием человеческой жизни.
Дело том, что поэзия всегда требует сотворчества, для неё надо открыться. Стихотворение – это не текст, а то, что за ним. Представьте форточку. Вы можете её открыть и увидеть осень, сад, дождь, птиц. Но если вы в неё ещё просунете голову, то откроете совершенно иной мир ощущений – почувствуете запах листвы, капли дождя, услышите пение птиц. Так что читать стихи и прочитать стихи – это два разных процесса.
Недавно меня потрясла фраза одной моей приятельницы. «Я не читаю больше стихи. Они мне уже не по нервам», - сказала она. И это характеризует всё общество в целом. Сегодня человек закрылся – это большая проблема для всех.
- На книжных полках магазинов классика - Пушкин, Лермонтов, Некрасов и зарубежные поэты. Получается, ничего лучше уже не напишут?
- Классиков покупают очень редко, потому что они все есть уже в каждом доме. Современных поэтов в книжных магазинах действительно нет, и мне тоже было интересно почему. Общалась с директором одного из них. Она мне сказала, что их сейчас так много, что прочесть всех и отобрать стоящие невозможно. «Создаётся впечатление, что они все графоманы», - говорит она.
И ведь права. Вместо бумажных носителей появился интернет, где каждый без всякой селекции выставляет всё, что считает своим продуктом. В этом огромном псевдопоэтическом океане нет никаких указателей, по которым можно было бы ориентироваться. Всё что ты читаешь, ты читаешь методом тыка. Проблема ещё и в том, что у нас нет не только «отборной» поэзии, но и литературоведческой литературы. Это само по себе ужасно, потому что читатели не знают, что такое хорошо, а писатели не знают, что такое плохо.
Как углубиться
- В регионе вы известны не только как поэт, но и как журналист, специализирующийся на медицинской тематике. Почему именно здравоохранение?
- Я всегда много читала, поэтому первым место работы стала библиотека. Честно говоря, скорее всего я там бы работала до сих пор, если бы не сокращения.
Тогда приятельница предложила подработку. Надо было читать тульские газеты и разносить материалы по рубрикам, темам для дальнейших исследований. Я начиталась печатных изданий и подумала, что тоже так могу.
Написала злободневный материал про храмы, которые в то время находились буквально в руинах. Через две недели как раз должна была быть Пасха. Принесла в недавно открывшееся издание. Текст больше недели не публиковали, а потом выяснилось, что материал и вовсе утерян. Я разозлилась, хлопнула дверью и ушла в другую редакцию, где статью опубликовали и предложили работу по направлению здравоохранения. Дело в том, что браться за эту сферу никто не хотел – ведь придётся мотаться по больницам и моргам. Я же взялась.
- Когда вы начинали, в редакциях было разделение корреспондентов по отраслям. Сейчас все пишут обо всём. Порой, это лишает материалы глубины, вы так не считаете?
- В некоторых изданиях журналистика стала легковесной. Некоторых даже устраивает такое положение вещей, потому что не надо ни о чём думать.
Тенденция эта повсеместная – и в здравоохранении, и в оборонной промышленности, и в государственном управлении. Мы все стали мелко плавать.
Любовь по-княжески. Автор исторической поэмы – о бастионах, рунах и Камю 
Поэт и карьерист. Как Жуковскому удавалось совмещать политику и творчество 
Романтик и «побеждённый учитель». Почему Жуковский женился только в 58 лет 
«Я – везунчик». Тулячка о хороших учителях и земляках-рокерах