Лев Толстой выступал за простоту жизни. И событие, которое потрясло весь мир, тоже формулировалось просто: умер Толстой. Произошло это 7 (20) ноября 1910 года, 115 лет назад. Подробнее — в материале tula.aif.ru.
Астапово — последний приют гения
Станцию Астапово Рязанско-Уральской железной дороги заложили в чистом поле в пяти верстах от села Астапово в 1890 году. Назвали, а как иначе, тоже Астапово. Не прошло и 20 лет, как эта станция в чистом поле стала всемирно известной. Здесь 31 октября (13 ноября) в сопровождении легко одетого господина — по определению начальника станции Ивана Озолина, доктора Маковицкого и дочери Александры больной воспалением лёгких Толстой вынужден был сойти с поезда.
Душан Маковицкий подошёл к Озолину и поинтересовался, нет ли у него на станции отдельной комнаты, где можно было бы поместить Льва Николаевича? Тот даже сначала не понял — какого такого Льва Николаевича. И узнал, что для Толстого. Можно представить себе его состояние в этот момент.
Когда Толстой вышел из зала ожидания, в котором пребывал, пока его пытались устроить на ночлег, Озолин шёл впереди, указывая дорогу. Толстой, которого поддерживала за руку Александра Львовна, чуть сзади. Идти ему было трудно. Взгляды всех окружающих в этот момент были устремлены на их маленькую процессию. Что устремлены — она прожигалась этими взглядами.
Маленький человек, начальник Богом забытой станции Иван Озолин неожиданно стал знаменитостью, ведь только у него можно было получить новости о самочувствии великого писателя. К нему обращались за помощью с ночлегом бесчисленные визитёры, которых с каждым днём было всё больше. Для всех приезжих Озолин организовал на запасных путях гостиницу. Его то и дело тормошили журналисты, пытаясь добиться хоть каких-то комментариев. Они готовы были платить большие деньги, но Озолин молчал. Отвечал лишь, что Лев Николаевич просил никаких сведений о нём не печатать. И каждый день со станции Астапово уходили в большой мир около полутора тысяч телеграмм.
Озолина готовили заведывать станцией, но из него вышел идеальный личный секретарь великого человека. Когда Толстого уложили на кровать в его доме, он сам сходил за лекарствами. Терпеливо, не говоря ничего лишнего, отвечал на вопросы, решал все проблемы с размещением гостей и поддержания порядка на станции. Начальник Рязанско-Уральской железной дороги предоставил Ивану Ивановичу особые полномочия, и тот распорядился, чтобы мимо станции составы шли без гудков! Они действительно шли, сохраняя уважительное молчание.
Озолин, несмотря на особые полномочия, ни разу не сделал попытки показать себя главным тут человеком. И вообще большей частью был молчалив. Болезнь и смерть Толстого для него были таким же горем, как и для всей России. Он и сам был — Россия. Очень переживал, что великий писатель умрёт именно в его доме. Из-за постоянного нервного напряжения иногда начинал плакать.
«Какая поразительная судьба! Представьте себе, вы спокойно живёте в своем доме, в кругу семьи, заняты своим делом, не готовитесь ни к каким особенным событиям, и вдруг в один прекрасный день к вам ни с того, ни с сего входит Лев Толстой, с палкой, в армяке, входит автор „Войны и мира“, ложится на вашу кровать и через несколько дней умирает на ней», — написал Юрий Олеша в своей знаменитой книге «Ни дня без строчки».
Присланный тульским губернатором Кобеко чиновник расспрашивал Озолина в присутствии начальника жандармского отделения куда ехал Толстой, зачем, кто его сопровождал. Их тоже можно было понять — от губернатора требовали отчёта первые лица государства. Надо было что-то отвечать.
Мiр был потрясен
Толстой умер 7-го ноября по старому стилю, 20-го по-нынешнему. Во вторник, 9 ноября, а в понедельник газеты не выходили, «Тульская молва» писала на первой полосе:
«Когда умирает знаменитый деятель, писатель, учёный, в газетах пишут некрологи, дают короткую характеристику деятельности покойного, освещают значение его заслуг, перечисляют всё, что им сделано для общества и так далее. Но умер Лев Толстой. И это значит так много, что писать об этом можно только очень мало.
Разве можно поместить в газете некролог Льва Толстого? Разве можно сейчас подробно говорить о том, чем и кем был для общества, для мира, для всего человечества Лев Толстой? У кого хватит дерзости внести это в рамки газетной статьи, у кого хватит силы ума и таланта объять всё, сделанное Толстым, понять всё, о чём говорит миру его смерть. Умер тот, кого весь мыслящий мир единогласно признавал величайшим из живущих во всём мире. Тот, кому в наше время не было равного на земле».
Скопление людей в день похорон Толстого на станции Козлова засека и в Ясной Поляне было колоссальное. Всеобщая растерянность была такая, что городской голова даже не решился в знак траура самостоятельно отложить назначенное заседание городской Думы, поехал за разрешением к губернатору.
Траурный поезд подошёл утром 9 ноября. Многотысячная толпа при его приближении как один человек обнажила головы. Когда поезд остановился на станции, толпа расступилась перед семьей Толстого, подходившей к траурному вагону при гробовом молчании. Софью Андреевну, «согнувшуюся, с лицом воскового цвета», вывели под руки дети и родные. Потом открыли вагон с телом. В него вошли сыновья Толстого и яснополянские крестьяне, которые подняли закрытый гроб с прахом усопшего при пении «Вечная память» тысячного хора студентов и на поясах вынесли его на платформу.
Впереди процессии крестьяне несли громадное полотно, на котором было написано: «Лев Николаевич! Память о твоём добре не умрёт среди нас, осиротевших крестьян Ясной Поляны». Потом шли студенческая депутация, депутации от газет, от учёных и просветительных обществ, театров. Среди них — почти весь состав Малого театра. Процессию сопровождал тульский губернатор Д. Кобеко.
Гроб несли уже не на поясах, а на плечах, благодаря чему он буквально плыл над толпой. Сменяясь, его держали представители интеллигенции, науки, литературы, студенты, толстовцы, крестьяне. В половине одиннадцатого процессия показалась у ворот усадьбы Ясной Поляны. Все возможные высотные точки были заняты фотографами и киношниками, которые стояли даже на крыше яснополянского домика. Гроб внесли в дом крестьяне.
В семь вечера, когда всё уже было закончено, приехал в Тулу и тут же последовал в Ясную Поляну член Государственного Совета М. А. Стахович. Опоздал на похороны и член Государственной Думы Милюков. Петербургские депутации просили по телеграфу их подождать, но С. А. сослалась на волю Толстого похоронить его быстро.
Порядок был идеальный
В Туле очень опасались беспорядков в связи со смертью Толстого. Но их не было — ни на станции Астапово, ни в Ясной Поляне. Порядок на станции Засека поддерживался сотнями казаков и стражников, а также приехавшими студентами. Все отмечали корректное поведение тульской полиции и ставили её в пример московской. Хотя могло грянуть хотя бы из-за нервного напряжения — в Козлову Засеку подтянули не только тульских полицейских, но и жандармов из соседних губерний.
Губернатор Кобеко видел в этом заслугу полицмейстера фон Вернера:
«Несмотря на громадное стечение толпы 8 и 9 сего ноября при встрече на станции Засека и при предании земле тела графа Л. Н. Толстого в Ясной Поляне порядок всё время поддерживался образцовый и никаких происшествий или несчастных случаев не было. Это обстоятельство должно быть главнейшим образом приписано примерной и энергичной деятельности, а равно толковой и тактичной распорядительности и. д. тульского полицмейстера капитана фон Вернер, кому поручено было мною общее руководство нарядом полиции».
Позже в «Тульской молве», было напечатано благодарственное письмо толстовской родни:
«Мы от всей души признательны всем врачам, пользовавшим Льва Николаевича, самоотверженно и безвозмездно отдававшим ему свой труд; управлению Рязанско-Уральской железной дороги, представившие Льву Николаевичу и нам все зависящие от него удобства, Ивану Ивановичу Озолину, уступившему Льву Николаевичу свою квартиру».
Подписали гр. Софья Толстая, Т. Л. Сухотина, гр. Александра, Сергей, Илья, Лев, Андрей, Михаил Толстые.
В мае 1911 года у Озолина случился первый инсульт, были парализованы конечности, пропала речь. Толстые помогли устроить Ивана Ивановича в Пироговскую больницу, вскоре ему стало лучше. Он вернулся вроде бы к работе, но последовал ещё один удар, от которого он уже не оправился, и умер 15 января 1913 года в Саратове.