24 мая в усадьбе Алексея Хомякова в Богучарово пройдет праздничный концерт, приуроченный ко Дню славянской письменности и культуры. Праздник впервые пройдет в родовой усадьбе в год 220-летия поэта и художника и будет посвящен его творчеству. Его имя незаслуженно было забыто ещё сравнительно недавно, хотя идеи, направленные на развитие русского национального самосознания, актуальны до сих пор. Он верил в великое будущее православия и верил в великие русские традиции. Подробнее — в материале tula.aif.ru.
Холодая и доблестная храбрость
С именем Алексея Степановича Хомякова в Тульской области связано очень много мест. Сам он с детства и до своей кончины лето проводил в имении в Богучарове. Соседнюю железнодорожную станцию ещё до революции переименовали в Хомяково, и на удивление это название сохранилось. Хотя о самом Алексее Степановиче Хомякове не принято было вспоминать.
Родился он 1 мая по старому, 13-го по новому стилю 1804 года в Москве. По отцу и по матери принадлежал к старинному русскому дворянству. Алексей Степанович знал наперечёт своих предков лет за двести в глубь старины и сохранял в памяти «пропасть преданий» о екатерининской и вообще о дедовской старине. Все его предки были коренные русские люди.
О матушке Марье Алексеевне всегда вспоминал с большим уважением. Отцу, который легкомысленно мог проиграть в карты большие деньги, особого доверия не было. «Мама была благородным и чистым образчиком своего времени; и в силе её характера было что-то, принадлежащее эпохе более крепкой и смелой, чем эпохи последовавшие».
Марья Алексеевна была очень религиозной женщиной, поклонницей старца Серафима Саровского. В таком же духе воспитала и своих детей — Алексея и его брата Федора. Оба они получили хорошее домашнее образование.
Одна из канонических историй о юном Хомякове гласит, что, когда он обучался латинскому языку у аббата Boivin, жившего в доме Хомяковых, заметил опечатку в папской булле. Алексей удивился: как аббат может считать папу непогрешимым, если святой отец делает ошибки правописания. Так началась его полемика с католичеством.
Другая история из детства, как они с братом Федором впервые приехали в столицу. Алексею было всего 11 лет. Санкт-Петербург поразил их тем, что был пропитан масонством, деизмом, атеизмом и другими учениями. Братья вообразили, что они в языческом городе и что их заставят переменить веру. Тут же решили лучше претерпеть мучения, чем принять чужой закон. Это, кстати, осталось у Хомякова на всю жизнь — он очень боялся, что его заставят переменить православную веру.
В Петербурге братьев постигло большое разочарование. В столицу-то они ехали с мыслью воевать с Наполеоном, как вдруг здесь узнали, что Наполеон уже всё, проиграл. Брат Фёдор расстроился: с кем же теперь будем драться?
17 лет Алексей Хомяков убежал из дому, чтобы воевать за освобождение Греции, но был пойман и возвращен домой. Повоевать, правда, всё же успел. В 1828–1829 годах участвовал в русско-турецкой войне, был отмечен за «холодную и доблестную храбрость». В отставку вышел в чине штаб-ротмистра. Военные его уважали. Через 20 лет генерал М. Д. Скобелев перед очередным боем с турками читал в своём походном театре стихи Хомякова, полные симпатии к славянам. И вообще в его походном багаже были только стихи Хомякова и приказы Наполеона.
Мурмолка - символ славянофильства
Основные теоретические положения славянофильства Хомяков изложил в 1839 году в статье «О старом и новом», и у него сразу же образовался круг единомышленников, которых объединяли не только мысли и национальные чувства, но и стремление выглядеть в соответствии со своими идеями. Первым из славянофилов оделся в русскую одежду — сапоги, рубашка с косым воротом, зипун, мурмолка и отпустил бороду Константин Аксаков. Мурмолка — это русская шапка с тульей, она стала символом славянофильства. Следом за ним оделся в русский костюм и Хомяков. После чего вместе с друзьями отправился в Тулу показывать мурмолку «тамошним львицам». Все остались в восхищении от его любезности и ума, а необычную одежду объясняли тем, что он стоит во главе одного либерального общества, члены которого носят русское платье и называются славянофилами. Правительство сначала тайно присматривало за ними, находя их подозрительными, но теперь оставляет их без внимания.
Хотя, конечно, относились к этим чудачествам по-разному. Достоевский в «Дневнике писателя» отмечал: «когда они начали толковать об „народной правде“, все смотрели на них как на эпилептиков и идиотов, имеющих в идеале — есть редьку и писать донесения».
Сам Хомяков никогда не выставлял свою веру напоказ и не навязывал её другим. Его идеями были не расовая особенность славянства, а то, что славяно-русские народности носители единой, вечной, чистой истины христианства — православия, как высшей культурной исторической силы.
Как умелый спорщик он испортил отношения с известным историком Сергеем Соловьёвым, называвшим Хомякова человеком недобросовестным, нескромным, самолюбивым, раздражительным, неуступчивым, завистливым, злым. Хомяков в письме упоминал что «обделывал Соловьева, и, хотя формы были вежливы, но содержание не совсем приятно».
Хомякова и его друзей власти считали политиканствующими и неблагонадёжными, хотя краеугольным камнем государства он считал самодержавие, а монархию единственно приемлемой для России формой государственного устройства.
Хомяков отрицал абсолютное право собственности. Он считал, что земля принадлежит народу, а владельцу лишь поручают владеть землей для общего народного блага. Был одним из активных сторонников освобождения крестьян от крепостной зависимости. Помещиков называл «гнилым сословием». В 1858 году на дворянском съезде в Туле он вместе с Л. Н. Толстым, И. С. Тургеневым настаивал на освобождении крестьян с наделом земли за выкуп.
«Воюю с губернским правлением»
В переписке с Веневетиновым Хомяков честно писал, что в Туле его никуда не выберут, «потому что меня туляки не любят». В частной переписке он с удовольствием пересказывал всевозможные анекдоты о местных нравах и называл Тульскую губернию «грязным чистилищем от грехов». Понятно, что ему отвечали взаимностью.
Когда в 1858 году приступили к крестьянской реформе и уже открыты были комитеты, Хомяков, которого тульские дворяне считали за горячего сторонника так называемой еманципации, явился на выборы в тульское благородное собрание.
«Общая физиономия собрания была лучше, чем ожидали, — описывал он в письме к Аксакову. — В первый день встреча мне была свирепа до комизма; во второй придрались к тому, что я во фраке и потребовали моего удаления; я возвратился в чужом мундире. — В последний день у меня же спрашивали совета те, которые сначала хотели меня повесить».
А ещё Алексей Степанович рассказывал: «Воюю с губернским правлением».
Несмотря на репутацию смутьяна, чествование Хомякова в связи с его столетием проходило во многих городах России. Причём, в Туле чествование в связи со столетием в Дворянском собрании даже специально перенесли на воскресенье, чтобы дать возможность преподавателям учебных заведений принять в нём участие, а учащейся молодёжи присутствовать на нём. Всеславянское чествование столетнего юбилея было устроено и в Вене кружком любителей русского языка вместе со славянскими студенческими обществами: чешским, болгарским, червонорусским, словенским, хорватским, сербским. Так что слава его к тому времени была международной.