115 лет назад — 28 октября 1910 года по старому стилю и 10 ноября по новому Толстой покинул тайком Ясную Поляну, чтобы отправиться в последнее в своей жизни путешествие. Подробнее — в материале tula.aif.ru.
Помог по-братски
Удивительное дело — с момента бегства прошло невероятно много времени, а жизнь Толстого продолжает дарить новые сюжеты. Снимаются новые фильмы, пишутся книги — и о самом Толстом, и о героях его произведений. Казалось бы, за это время можно было изучить всё и всех до мельчайших подробностей, но нет. Великие романы и их автор по-прежнему волнуют читателей всего мира. Так что наше всё у России не только Пушкин, но и Толстой.
При жизни его называли великим старцем, а после, в советское время, ленинским определением — зеркалом русской революции, которую его семья вообще-то категорически не приняла, хотя и смирилась с ней в конце концов. Последний год жизни у зеркала русской революции получился очень сложным и насыщенным событиями. Ясную Поляну он уже фактически не покидал.
Так, в деле крестьян Денисовых, обвинявшихся в разбойном нападении на почту, неожиданно нашлись доказательства их невиновности. Хотя до этого почтальон, развозивший почту, обвинял Денисовых в краже денежного пакета в пятьсот рублей. Но под строгим взглядом Толстого суд установил, что вообще-то дело было на масленицу, крестьяне были пьяны, а драка вообще возникла из-за того, что никто не хотел уступать друг другу дорогу.
Все участники процесса невероятно волновались, председательствующий Разумовский признался позже, что оправдательным приговором обвиняемые обязаны исключительно пребыванию в зале суда Толстого. Защитника Денисовых Гольденблата Толстой поблагодарил вполне себе в современных выражениях: «Помогли по-братски».
Присяжные оправдали через некоторое время и крестьянина Бычкова, который спьяну забил до смерти своего приятеля. Он, также вусмерть пьяный, пытался снасильничать жену хозяина дома, пока тот спал, перепивши водки. Но перед этим Толстой попросил судить «по совести».
Впрочем, год состоял не только из этого. Бесконечно шли письма от неизвестных людей с просьбой о помощи, удовлетворить которые Толстой был просто не в силах. Постоянные семейные скандалы и ссоры, преимущественно на почве неприязни друг к другу Софьи Андреевны и толстовца Черткова. Споры о подписанном втайне завещании Толстого, которое вызвало бурю негодования со стороны жены и нежелание самого Толстого извлекать доход от своих сочинений.
А также множество совершенно пустяшных просьб, которые Толстого уже вряд ли сильно волновали. Борец с народным алкоголизмом Челышев просил Толстого встать во главе движения против пьянства. Авиатор Ефимов — разрешения полетать над Ясной Поляной. Журналисты добивались подтверждения, что Толстой не имеет никакого отношения к мошенническому журналу «Ясная Поляна», который брал с читателей деньги за присылку книг и ничего не присылал.
При этом сам Толстой весь год чувствовал себя не очень хорошо. «Тульская молва» постоянно публиковала сообщения, что он заболел, или пошёл на поправку.
От всей этой кутерьмы наверное не только он захотел бы сбежать.
Уход великого старца
Всю ночь на 22 октября в Туле свирепствовала буря со снегом, которая срывала вывески и валила деревья. Непогода разгулялась. Но еще более страшное стихийное бедствие случилось в ночь с 27 на 28 октября — 82-летний Толстой, сопровождаемый доктором Маковецким, покинул Ясную Поляну.
Около восьми утра со станции Щёкино беглецы поездом поехали до Горбачево, и оттуда к Сухиничам. Без десяти пять Толстой со своим личным врачом Душаном Маковецким приехал в Козельск, оттуда в Оптину пустынь.
В Ясной Поляне о намерениях Толстого не было известно совершенно ничего. «Графиня с изменившимся лицом бежит к пруду» — помните? Это титры из фильма Якова Протазанова «Уход великого старца».
«Тульская молва» на эти события откликнулась следующей заметкой.
«28 октября в 5 час утра из Ясной Поляны, не простясь со своими родными, ушёл Л. Н. Толстой, оставив письмо.
В последнем он в трогательных выражениях прощается со своей женой Софьей Андреевной. В этом же письме он говорит, что в такой обстановке, которая идет вразрез с его идеями, проповедуемыми им в его произведениях, он не может больше жить. Далее он сообщает, что он, как истый христианин, идёт на склоне своих дней в мир.
В конце письма Л. Н. Толстой просит его не искать, так как в случае если даже его найдут, он всё-таки не вернется.
Как нам удалось узнать, крестьяне окрестных сел видели 28 октября Льва Николаевича с Маковецким на ст. Горбачево, едущими на юг в вагоне третьего класса.
К 29 октября вся семья Льва Николаевича была в сборе, кроме Льва Львовича, находящегося сейчас в Париже.
Горе не поддается описанию. В особенности тяжело страдает Софья Андреевна.
По сведениям лиц, приехавших из Ясной Поляны, Лев Николаевич мог уехать в Оптину пустынь, куда он уже два раза ходил пешком.
Очень удручён уходом Льва Николаевича г. Чертков. По его словам, он ничего не знал до вскрытия письма».
Он хотел сбежать, однако даже в эпоху отсутствия интернета и соцсетей этого не получилось. Во все концы летели полицейские депеши с требованием проследить и доложить маршрут движения писателя-бунтаря. Пытались напасть на след, и это им удалось, вездесущие газетчики. Из Петербурга в Ясную Поляну выехал чиновник особых поручений при министре внутренних дел, который должен был сделать доклад П. А. Столыпину, а тот переслать его в Италию находившемуся здесь с визитом императору Николаю II. Тульского губернатора Кобеко со всех сторон буквально засыпали требованиями дать немедленный отчёт о происходящем.
Мужики так не умирают
«Тульская молва» дала такую версию случившегося.
«Живя бок о бок с крестьянами, видя их беспросветное горе и нужду и не имея возможности помочь всем тем, которые обращались к нему, он страшно мучился. Мучения эти были для Льва Николаевича тем более тяжелы, что сам он жил в прекрасной барской усадьбе. О том, как всё это влияло на великого старца, можно судить по напечатанному недавно в „Вестнике Европы“ новому произведению „Три дня в деревне“. Рассказав о виденных им во время поездки по деревням „живущих и умирающих“, он заканчивает соответствующую главу изображением обстановки Ясной Поляны.
Вот мы сидим за обеденным столом, накрытым на 10-ть приборов. Один прибор пустой. Это место внучки. Она сегодня не совсем здорова и обедает у себя с няней. Для неё приготовлен особый гигиенический обед: бульон и саго. За большим обедом из 4-х блюд с двумя сортами вина и двумя служащими лакеями и стоящими на столе цветами идут разговоры.
Жена рассказывает, что цветы эти присылаются из Петербурга какой-то дамой, не открывающей своего имени.
— Такие розаны по полтора рубля за штуку — говорит сын. И он рассказывает, как на каком-то концерте или представлении закидали всю сцену цветами.
Все эти розаны, все подобные разговоры точно огнём жгли Льва Николаевича».
В общем, никто толком ничего не знал, но просмотры и комменты требовались всем. Вот и писали.
«Устал он от вас. Устал от мира. Он слишком много отдал, чтобы предъявляли вы к нему какие бы то ни было требования. Одиночество, сосредоточенность, созерцание, жизнь вне вашей жизни — вот всё, что нужно ему», — констатировала все та же «Тульская молва».
Даже в дороге Толстому не удалось затеряться среди пассажиров так, чтобы не узнали. А уж когда уже смертельно больной Толстой сошёл с поезда на станции Астапово, своему последнему в жизни пристанищу, за этим зрелищем наблюдали из окон все пассажиры.
«Пропасть людей на свете кроме Льва Толстого, а вы смотрите на одного Льва. Мужики так не умирают», — прошептал он близким 6 ноября. И уже в полузабытьи: «Истина... люблю много... все они...».
В шесть часов пять минут утра седьмого ноября великий старец умер.
На следующий день газеты вышли с заголовками «Национальное горе».