Секретарь Тульского обкома и горкома ВКП(б), председатель городского комитета обороны Василий Жаворонков впоследствии вспоминал об этом дне:
«8 декабря все части 50-й армии без всякой паузы перешли в контрнаступление. Фашистские войска оказывали сильное сопротивление, цеплялись, вели ожесточенные бои за каждый населенный пункт, но наши части упорно и настойчиво взламывали оборону противника и шли вперед. При виде злодеяний немцев людьми овладевала ярость».
Командующий в то время 1-м гвардейским кавалерийским корпусом генерал Павел Белов так описывал события дня:
«8 декабря в полдень сводные эскадроны выстроились на окраине поселка Ожерелье. Я прошел мимо ровных шеренг, вглядываясь в лица людей. Здесь был собран цвет корпуса, мужественные воины, не раз отличавшиеся в боях. Среди них были и пожилые усачи, сражавшиеся с немцами еще двадцать с лишним лет назад, и молодые парни, ровесники нашей революции. Рядом с теми, кто первыми встретили натиск противника на берегах Прута, стояли и те, что пришли в корпус с недавним пополнением, но уже проявили себя смелыми и умелыми солдатами.
С волнением принял я символ высокого доверия Родины — гвардейское Знамя. Опустившись на колено, поцеловал край Знамени, которое стало отныне святыней нашего корпуса. От имени личного состава корпуса я поблагодарил партию и правительство за оказанную нам честь.
«Клянусь, что под этим Знаменем мы с удесятеренной силой будем громить фашистских оккупантов до их полного уничтожения. Будем беспощадно преследовать врага. За Родину, вперед, товарищи!»
Краткий митинг закончился. Команда «По коням!». Знамя провезли перед строем. Следом устремились многочисленные корреспонденты, приехавшие к нам на торжество».
У командующего 2-й немецкой танковой армией Гейнца Гудериана в те дни, по понятным причинам, было совсем другое настроение:
«24-му танковому корпусу удалось планомерно оторваться от противника, но 53-й армейский корпус испытывал сильное давление его войск со стороны Каширы, 47-й танковый корпус в ночь на 8 декабря вынужден был в результате удара русских сдать Михайлов, 10-я мотодивизия понесла при этом тяжелые потери. Правее нас 2-я армия потеряла в эти дни Елец. Противник наступал на Ливны и усилился у Ефремова.
О моих взглядах и настроениях в тот период можно судить по письму от 8 декабря, в котором я писал:
«Мы стоим перед печальным фактом того, что наше верховное командование слишком туго натянуло тетиву лука, не хотело верить поступающим сообщениям об ослаблении боеспособности наших войск, выдвигало все время новые и новые требования, не обеспечило нас всем необходимым для тяжелой зимы и было застигнуто врасплох русскими морозами, доходившими до минус 35 градусов. Наши силы были недостаточны для того, чтобы успешно осуществить наступление на Москву, и, таким образом, мне с болью в сердце пришлось в ночь на 6 декабря принять решение о прекращении бесперспективных боевых действий и об отходе на заранее избранный, сравнительно небольшой по ширине рубеж, который я надеялся удержать оставшимися у меня силами.
Русские продолжают сильно нажимать, и можно ожидать еще множества всяких неприятных инцидентов. Наши потери, особенно больными и обмороженными, очень велики, и даже при условии, что часть из них после небольшого отдыха снова возвратится в строй, все же в настоящий момент ничего нельзя сделать. Из-за морозов потери в автотранспорте и артиллерии превысили все расчеты. Кое-как мы выходим из положения, используя крестьянские сани, однако они, естественно, приносят нам небольшую пользу. К счастью, нам удалось сохранить те наши танки, которые еще были на ходу. Однако долго ли они смогут находиться в строю при таком холоде, знает один лишь бог».