Право, вы были лошадью. Почему Лев Толстой так любил этих животных?

Геннадий Опарин / Из личного архива

Мужчине свойственно стремление любить. Среди множества влюблённостей Толстого была одна, особенно страстная, которую он пронёс через всю свою долгую жизнь.

   
   

С момента рождения на свет в жизнь Льва Толстого вошла лошадь. В начале- незримо, через витавшие в родительском доме запахи: от одежды отца и матери, от ветерка со стороны находящейся поблизости родительского дома конюшни. И, конечно же, через доносящиеся из разных уголков имения звуки- топот конских копыт и недалёкое протяжное ржание.

Во всём, что окружало новоявленного обитателя и будущего хозяина усадьбы Ясная Поляна, в разной степени, но неизменно, присутствовал аромат и привкус этого самого близкого, незаменимого для тогдашнего человека существа- лошади. Ароматы свечного воска, церковного ладана и даже дорогого европейского парфюма не могли полностью заглушить и только невольно вбирали, присоединяя и смешивая в себе этот обязательный для настоящей, человеческой жизни компонент.

С каждым новым шагом взросления юного Льва лошади в его жизни становилось всё больше и больше.

Фото: Из личного архива/ Геннадий Опарин

Без греха и вины

В самой ранней пробе пера, пробуждённого поездкой в село П., неоконченных «Рассказах дедушки», десятилетний писатель уже упоминает клички лошадей пироговского конного завода. Об этой первой поездке в Пирогово секретарь и биограф Бирюков со слов Льва Николаевича записывает: «Пирогово. Впечатления нового имения, чудных лошадей, охоты с Сент-Тома».

Охота в детстве и юности, война в молодости, многокилометровые прогулки по яснополянским окрестным лесам в зрелости и даже старости- всё это в компании, а часто и наедине с этим умным и верным спутником.

Любовь, влечение и привязанность к женщине неумолимо разбавлялись у Толстого привкусом слабости, греховности и даже личной вины. Любовь, влечение и привязанность к лошади, в которых не было места запретным страстям, заслуженно почиталось Львом Николаевичем как достоинство каждого настоящего мужчины- землепашца, скотовода, охотника, воина.

Настоящее творчество всегда, «…ныне, присно и во веки веков…», было, есть и будет отражением, а нередко продолжением внутреннего мира «человека творящего». В своём первом произведении, повести «Детство», Толстой описывает отношение к лошади своего героя Николеньки: «Я был в сильном нетерпении: влез на свою лошадку, смотрел ей между ушей и делал по двору разные эволюции».

   
   

Всемирно известный роман «Война и Мир» содержит более сотни сюжетов, углублённых и обогащённых Львом Толстым участием в них одной, нескольких и даже множества лошадей.

В романе «Анна Каренина» судьба любимой скаковой лошади Вронского Фру-Фру (когда-то лошадь с таким именем была в яснополянской конюшне) становится трагическим предопределением неотвратимо страшной судьбы его любимой женщины- Анны.

Глядя на дочь Пушкина, он произнёс: «Ты посмотри, какие у неё арабские завитки на затылке. Удивительно породистые».
Взгляды писателя на женщину и на лошадь временами даже непроизвольно, но органично смешиваются. Яркой иллюстрацией тому служит момент его знакомства с Марией Гартунг, дочерью Пушкина, детально описанный Татьяной Кузьминской, младшей сестрой жены писателя: «… Дверь передней отворилась, и вошла незнакомая дама в чёрном кружевном платье. Её лёгкая походка легко несла её довольно полную, но прямую и изящную фигуру. Меня познакомили с ней. Лев Николаевич ещё сидел за столом. Я видела, как он пристально разглядывал её.

- Кто это? – спросил он, подходя ко мне.

- M-me Гартунг, дочь поэта Пушкина.

- Да-а, - протянул он, - теперь я понимаю… Ты посмотри, какие у неё арабские завитки на затылке. Удивительно породистые.

Когда представили Льва Николаевича Марии Александровне, он сел за чайный стол около неё: разговора их я не знаю, но знаю, что она послужила ему типом Анны Карениной, не характером, не жизнью, а наружностью. Он сам признавал это» (Т.А. Кузьминская «Моя жизнь дома и в Ясной Поляне», с. 459-460, Тула, 1976).

Самозабвенная преданность

А вот так в романе «Анна Каренина» Лев Толстой описывает скаковую лошадь Вронского: «…у ней в высшей степени было качество, заставляющее забывать все недостатки; это качество была кровь, та кровь, которая сказывается, по английскому выражению».

Этот всемирно известный роман- одновременная трагедия женщины и лошади в руках властного мужчины-зверя, но только лошадь для автора, в отличие от женщины, безгрешна и невинна. Роман о прекрасной женщине, павшей жертвой любви к мужчине, оказывается трагической историей чудесной лошади, с самозабвенной готовностью идущей до конца в своей преданности человеку. Последовательность развития чувств и отношений наездника и лошади, мужчины и женщины в жизни литературного героя Алексея Вронского- это откровение Толстого, мужчины-наездника, и гениальность Толстого, мужчины-писателя.

Повесть «Холстомер»- гимн и признание великим русским писателем и философом приоритета ценности жизни и смерти простого пегого мерина перед жизнью и смертью упоённого собственной важностью, заслуженного и очень достойного, по меркам человеческого общества, высокопоставленного государственного чиновника.

Иван Сергеевич Тургенев долгие годы многократно и с восхищением вспоминал о задумке Толстым этого ставшего настоящей классикой литературного шедевра: «…Подошли мы к этому несчастному мерину, и вот Толстой стал его гладить и, между прочим, приговаривать, что тот, по его мнению, должен был чувствовать и думать. Я положительно заслушался. Он не только вошёл сам, но и меня ввёл в положение этого несчастного существа. Я не выдержал и сказал: «Послушайте, Лев Николаевич, право, вы когда-нибудь были лошадью («Исторический вестник», 1890, № 2).

Фото: Из личного архива/ Геннадий Опарин

И ещё: «Вышли на полянку, а на полянке стоит худая, старая, изморенная лошадь, и Толстой обернулся ко мне и спросил: «Тургенев, хочешь я тебе расскажу, что чувствует и думает эта лошадь?..»- и как начал Толстой, то, право, он, кажется, сам превратился в старую клячу, до того наглядно, неумолимо логично, умно, художественно разобрал он всё, что происходило в сознании этой лошади («Исторический вестник», 1911, № 3).

Кто воплотит мечту писателя?

У старшего брата Льва Толстого, Сергея Николаевича, в его пироговском имении был конный завод. Лев Николаевич там неоднократно бывал, в отсутствии брата приглядывал за пироговским заводом и даже сам пытался разводить лошадей. Одно время табун в его самарских имениях насчитывал более 4000 голов.

Писатель в 1860-1870-е годы в своих поволжских степных имениях мечтал вывести собственную породу. Как исходный материал он брал местных башкирских лошадей, очень резвых и неприхотливых, и пытался их скрестить с чистокровной английской верховой.

Старшая дочь писателя Татьяна Львовна Сухотина-Толстая пишет в своих воспоминаниях:

«У отца в то время были большие косяки (табуны) лошадей. Он задался целью вывести смешанную породу из маленьких степных лошадей с рослой европейской породой. Он надеялся соединить силу, выносливость и горячность первых с красотой, резвостью и ростом вторых. Был приглашён целый штат табунщиков, объездчиков и конюхов…».

Но успешное коневодство невозможно без неотрывного, требующего полной отдачи всего себя, физического и умственного труда. Толстой же бывал в Поволжье наездами, и когда хозяйственные заботы начинали забирать слишком много сил и времени, не оставляя их для полноценного творчества, Лев Николаевич возвращался к основному делу своей жизни в ущерб всем другим, в том числе и хозяйственным, делам и планам. Мечта великого русского писателя, знатока и страстного почитателя «конского племени», о выведении своей породы, «толстовской лошади», так и осталась невоплощённой.

У меня тоже есть своя мечта. К 200-летнему юбилею со дня рождения Льва Николаевича Толстого, который всё мировое культурное сообщество отметит в 2028 году, воплотить мечту жизни классика мировой литературы и философии, дав одной из вновь выведенных в мире пород лошадей, наиболее соответствующей пристрастиям писателя, название «Толстовская».